кричал атаман. – Кроши всех подряд! Вышибай мозга у псов! – Степана начало трясти. – Лизоблюды, твари поганые! За что невинных людей?! – С ним бывало: жгучее чувство ненависти целиком одолевало, на глазах выступали слезы; он начинал выкрикивать бессвязные, хриплые проклятия, рвал на себе одежду. Не владел собой в такие минуты. Обычно сразу куда-нибудь уходил. – Отворяй им жилы, Фрол! – Степан рванул ворот рубахи, замотал головой. Стоявшие рядом с ним отодвинулись.

– Он уехал, батька, – сказал Иван Черноярец. – Сейчас там будут, не рви сердце.

Степан сморщился и скорым шагом пошел прочь.

Оставшиеся долго молчали.

– А вить это болесть у его, – вздохнул пожилой казак.

Степан лежал в траве лицом вниз. Долго лежал так. Сел… Рядом стояли Иван и Федор. Он не слышал, как они подошли.

Степан выглядел измученным.

– Принеси вина, Федор, – попросил.

– Эк, перевернуло тебя! – сказал Иван, присаживаясь рядом. – Чего уж так-то? Этак – сердце лопнет когда-нибудь.

– Руки-ноги отвалились – вроде жернов поднял.

– Я и говорю: надорвешься когда-нибудь.

Федор принес вина. Степан приложился, долго с жадностью пил, проливая на колени. Оторвался, вздохнул… Подал чашу Ивану.

– Пей, я успею, – сказал тот.

– Сегодня в большой загул не пускайте, – сказал Степан. – Ишшо не знаем, чего там Фрол наделает…

Фрол ворвался в нижний ярус угловой Крымской башни, когда там уже никого из палачей не было. Наружную охрану – двух стрельцов – казаки втолкнули с собой в башню.

– Живые аль нет? – спросил Фрол.

– Живые-то живые, – простонал старик. – Никудышные только.

Фрол подошел ближе, вгляделся в узников.

– Как они вас!.. Мама родимая…

– Семке язык отрезали…

– Да что ты! – ахнул Фрол. Подошел к Семке, разжал окровавленный рот. – Правда.

В дверь с улицы заглянул казак.

– Увидали! Бегут суды от приказов.

– Бегите. Шевелитесь!.. – велел Фрол. Подошел к стрельцам. – Вы что же это? А?

– А чего? Мы не били. Мы глядели только. Да подержали…

Фрол ахнул стрельца по морде. Тот отлетел в угол.

– Чтоб не глядел, курва!

Казаки выбежали из башни, вскочили на коней. Всего их здесь было пятеро; остальные ждали снаружи. Скоморохи были уже на седлах у казаков.

От приказных построек бежали люди. Трое передних были довольно близко.

Кондрат выскочил из башни последним… Глянул в сторону бегущих, потом – на Фрола.

– Фрол, успею…

Фрол мгновение колебался.

– Пулей! По разу окрести, хватит.

Кондрат вернулся в башню; тотчас оттуда раздались истошные крики и два-три смачных, вязнущих удара саблей.

Тем временем стрельцы были совсем близко. Трое остановились, прикладываясь к ружьям.

– Кондрат! – позвал Фрол.

Казаки тронули коней, чтоб не стоять на месте.

Раздались два выстрела, потом третий.

Кондрат выскочил из башни, засовывая на бегу что-то в карман.

– Что ты там? – зашипел Фрол.

– Пошурудил в карманах у их… – Кондрат никак не мог попасть ногой в стремя – лошадь, не приученная к выстрелам, испугалась. Крутилась.

– Тр!.. Стой!.. – гудел Кондрат, прыгая на одной ноге.

Еще трое бегущих приостановились.

– Прыгай! – заорал Фрол. – Твою мать-то!..

Кондрат упал брюхом в седло. Казаки подстегнули коней… Еще три выстрела прогремели почти одновременно. Под одним из казаков конь шатнулся вбок и стал падать. Казак соскочил с него и прыгнул на ходу к Фролу.

Вылетели через Никольские ворота… И весь отряд Фрола скрылся в улочке, что вела наискосок к берегу Волги.

Дни стояли золотые. Огромное солнце выкатывалось из-за заволжской степи… И земля и вода – все вспыхивало веселым огнем. Могучая Волга дымилась туманами. Острова были еще полны жизни. Зеленоватое тягучее тепло прозрачной тенью стекало с крутых берегов на воду, плескались задумчиво волны. Но уже – там и тут – в зеленую ликующую музыку лета криком врывались чахоточные пятна осени. Все умирает на этой земле…

Разинская флотилия шла под парусами и на веслах вверх по Волге. Высоким правым берегом, четко вырисовываясь на небе, неторопкой рысью двигалась конница в полторы сотни лошадей.

Степан был на переднем струге. Лежал на спине с закрытыми глазами – дремал.

Вдруг на стругах зашумели:

– Конные! Догоняют!..

Краем берега разинцев догоняли с полсотни каких-то конников. Шли резво.

– К берегу! – велел Степан.

Конники – те, что догоняли, и разинцы – сошлись.

Степан приложил ладонь ко лбу, всматривался.

На берегу ни с той, ни с другой стороны не выказывали воинственных намерений. В сторону стругов скакали двое конных. Спешились напротив атаманского струга, стали спускаться.

Степан выпрыгнул из струга… К нему сверху спускались десятник Ефим Скула и стрелецкий сотник.

– Чего? – нетерпеливо спросил Степан.

– Провожатые, – пояснил Ефим. – Воевода отрядил полусотню до Паншина.

– Зачем?

– Здоров, атаман, – приветствовал сотник, смело и почему-то весело глядя на Степана.

– Здоров, коли не шутейно. Коней поразмять? Али как?..

– Прогуляться с вами до Паншина.

– Далеко. Не боитесь?

Сотник засмеялся.

– Мы смирные…

– Мясники смирные. Я знаю. – Степан нахмурился.

– Велено нам провожать вас, – серьезно заговорил сотник. – Велено смотреть, чтоб вы дорогой не подговаривали с собой на Дон людишек разных. И… всякое такое. Едет с нами жилец Леонтий Плохов. А провожал нас Иван Красулин… – Сотник замолчал, значительно поглядел на Степана.

– Ефим, иди попроведай своих на стружке, – велел Степан.

Ефим пошел к казакам.

– Велел передать Иван, что уговор он помнит, а стрельцов сам прибрал, – хорошие люди.

– А ты хороший? – усмехнулся Степан.

– А я над хорошими хороший. Леонтий едет только до Царицына, я – аж до Паншина. Там велено мне пушки взять…

– Ишшо чего велено?

– Грамоту везем Андрею Унковскому: чтоб вино для вас в царицынских окружалах в два раза в цене завысить. То же и в Черном…

– Дай суды ее.

– Она у Леонтия.

– Иди скажи Иван Черноярцу, чтоб он скинул мне ту грамоту сверху. Вместе с Леонтием.

– Не надо. Вы на Царицыне сами себе хозяева. У Андрея под началом полторы калеки. А разгуливаться нам там ни к чему: смена наша где-нибудь под Самарой.

– Хороший, говоришь? – спросил Степан и хлопнул сотника по плечу. – Добре! Чара за мной… В Царицыне, по дорогой цене.

…Купеческий струг вывернулся из-за острова так неожиданно и так живописно и беспомощно явился разин-цам, что те развеселились.

– Здорово, гостенька! – крикнул Степан, улыбаясь. – Лапушка! Стосковался я без вас!

На стружке было гребцов двенадцать человек, сам купец, трое стрельцов с сотником.

Стружок зацепили баграми.

– Отколь бог несет? – спросил атаман. – Куды?

– Саратовец, Макар Ильин, – отвечал купец. – В Астрахань…

– А вы, молодцы, куды путь держите?

– Я везу в Астрахань государевы грамоты, – несколько торжественно заявил сотник. Пожалуй, излишне торжественно.

– Дай-ка мне их, – попросил Степан.

– Не могу.

– А ты перемоги… Дай!

Сотник не знал, что делать.

– Не могу…