Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джек улыбнулся еще раз в ответ на эту дышащую чувством мысль, поднимаясь на дрожащих ногах с земли. Снова ощутил холодное прикосновение кожаного сиденья, схватился за руль, повел джип обратно, делая разворот через внешнюю полосу кукурузы и приминая стебли к земле.
Уже спустя пару долгих секунд парень мчался назад к оставленному дому, забытым людям, воспоминаниям, а молочная дымка все еще сковывала сухую траву и земляные камни. Овечьи облака по-прежнему неспешно плыли по серому киселю, очертания заправки растворялись вдали, оставленные навек, но на самом деле сохранившиеся на холсте, прислоненном к пустой стенке — ничего не переменилось за эти ничтожные по своей сути минуты, осталось таким же тревожным и мрачным, как в самом начале поездки…
Только Джек больше не оборачивался.
Глава 29
Если человек подавлен, рассержен или пуст изнутри, он может совершить самые ужасные вещи. К примеру, загаснуть в своих же зависимостях, поддаться искушению и не справиться с криком здравого рассудка — тогда его нужно спасать, потому что проблема видна каждому, кто лишь на секунду посмотрит на беднягу. Страшно другое; когда этот самый больной скрывается от всеобщей жалости и продолжает как ни в чем не бывало жить, в то время как внутри него все рушится, а в обломках хаоса умирает несчастная израненная душа. И он все еще добродушно улыбается, но только ты знаешь, как сильно ему хочется упасть на землю и окоченеть, только бы перестать что-либо чувствовать.
Для таких людей нет специального клуба, сродни тем, в которых собираются анонимные алкоголики или обжоры — и Рэйчел с радостью бы сгребла всех этих бедняг в одну кучу и укрыла теплым одеялом, вручила каждому сидящему по кружке сладкого какао и по две кокосовые печеньки. Она не понимала только, как с ними говорить и что можно сделать, но в голове часто проводила шутливые беседы, воображая, как бы она при помощи своих жалких лекарств спасла чью-то отчаявшуюся душу.
«— Здравствуйте, мисс Робертсон, мен зовут Грег Солдерс, и… вы нужны мне. Случились страшные вещи в последние несколько дней этой ужасной недели — моя милая семья, Кара и Энди… Они оставили меня совсем одного, понимаете? Эта поездка… Кара хотела свозить малыша к зубному, ведь тот по ночам сильно плакал из-за боли в деснах, а я почему-то впервые за все время остался дома и решил протереть пыль в спальне. Когда мне позвонили с телефона жены, я не поверил и только долго-долго смеялся, танцуя с палкой от пылесоса по всей квартире, но когда приехал туда… То сам все увидел. Они погибли сразу же — какой-то ублюдок на грузовике смешал их с землей, не вписавшись в поворот, и, доктор, я столько раз ненавидел себя за то, что сам сейчас дышу, разговариваю с вами и все еще имею возможность жить. Без них все стало таким серым и пустым… словно вытащили из груди какую-то важную часть меня и сломали, поместив на пустое место десяток осколков. Мне страшно даже возвращаться домой, мисс Робертсон, потому что там меня никто уже не ждет… Скажите, что делать? Я боюсь просто, что в один из дней не выдержу и совершу какую-нибудь глупость…»
И в небольшой белоснежной комнатке маленькая девочка с собранными в хвост рыжими волосами, одетая в чистейший белоснежный халат, пожимала плечами и обещала перезвонить этим же вечером. Затем откладывала записную книжечку в сторону, тяжело вздыхала, бросая на настенные часы короткий печальный взгляд, и вот уже спешила растянуть губы в добродушной улыбке, когда дверь кабинета распахивалась повторно. Перед ней стояла старушка с влажными глазами и дрожащими пальцами, сплошь изрезанными морщинками.
«— Вы… Рэйчел Робертсон, верно? Ох, это чудесно, ведь в последнее время я часто путаю имена, и люди иногда за это немного обижаются. Мне сказали, что вы можете помочь — точнее, соседка Лиффман посоветовала прийти сюда и все рассказать. Она говорит, что явилась к вам однажды вся расстроенная, и вы посоветовали ей что-то, а потом она еще полгода ходила улыбчивая и счастливая, какой ее даже раньше никто не видел. Вы не думайте, что я просто так отниму ваше время, уж мне известно, какой вы занятой человек и… В последнее время я стала слишком болтливой старухой, простите. Нет, вы не извиняйтесь ни в коем случае, это только моя ошибка, и я хочу, чтобы вы сумели помочь моему горю. Возьмите эту карамельку — я теперь все чаще стараюсь готовить что-нибудь сладкое, чтобы порадовать соседских ребятишек или угостить кого, и могу целый день варить эту самую карамель и молчать в пустой кухне. У меня был кот, замечательный сосед по комнате, которого я называла мистер Филл, и мы жили душа в душу почти пять с лишним лет. А потом он все чаще стал пропадать на улице, не возвращаться допоздна, пропускать завтраки — а ведь прежде не позволял себе оставить несъеденным куриное рагу или густой лапшичный суп — и мне начало казаться, что скоро должно что-то случиться… Ну же, мисс, ешьте, я специально везла вам ее с другого конца Бостона! Чудная сладость! Так вот, я не видела мистера Филла уже четыре дня, но страшно не это — вчера ко мне прибежал мальчик, который часто у меня бывает от безделья (мы пьем лимонад и готовим вместе стеклянное желе), и сказал, будто моего милейшего кота увезли в холщовом мешке какие-то мужчины… Господи, милая, я места себе не нахожу уже который час, и все что-то терзает изнутри и гложет, будто я лишилась важной части себя, они это забрали… Что же мне делать, доктор? Мне плохо и я боюсь, что умру скоро, но мистер Филл…»
Рэйчел только сочувствующе кивала головой, пережевывая подаренную карамельную конфету и думая о пропавшем животном, спасти которого ей вряд ли уже удасться. Все эти приходящие в мыслях люди казались настолько реальными, а все их проблемы такими искренними и значимыми, что