брюнет опасливо косится на заднее стекло, ожидая мгновенной погони, ведет неуверенно, вглядываясь до черных точек перед глазами в исчезающий туман, но ничего не происходит. Совершенно. Все еще пустующие переплетения дорог, подмороженные тротуары, наслаждающиеся украденной у вечности минуткой покоя и отдыха, устремленные в странной мольбе облысевшие ветки деревьев и ничего, что могло бы нарушить умиротворение ранних часов. Разве что плывущее по шоссе черное пятно, постепенно становящееся все смелее и набирающее с каждым километром скорость.

Дауни ликовал. Открыл нараспашку небольшое окно, чтобы не выпасть из реальности и отличать ее от разыгравшегося воображения, когда холодный ветер будет хлестать по щекам в сливаться в бурном танце с кудрями на голове. Он смотрел перед собой; видел убегающую вдаль некогда белую, а теперь по цвету напоминающую грязный мартовский снег, разделительную полосу; понимал, что несется в машине презираемого им Майкла, сжимает круг чужого руля и мчит навстречу неизвестности. Между тем в голову полезли без спросу всевозможные куски воспоминаний детства, радостных и немного печальных, но Джек дал волю человечку в пустующем кинотеатре, и теперь маленькие руки проворно перебирали имеющиеся записи и пленки, чтобы показать парню самое лучшее, самое трепетное и замечательное из всего имеющегося. Наконец, черный экран вспыхнул поначалу слабо и неуверенно, но чуть позже насытился свежими красками и оттенками, замерцал восторженно, видимо, уставший от непрекращающейся угрюмости своего хозяина — потому и стремился вспыхнуть ярче обычного, поразить, поглотить собой все юношеское внимание.

Жаркий полдень. Знойное солнце неустанно нагревает металлический корпус небольшого автомобиля, который неспешно пробивается сквозь звенящий жар по пустой дороге. Хорошо выглядящая для своих лет женщина в легкой рубашке, завязанной на уровне груди в тугой узел, с собранными в небрежный конский хвост волосами что-то напевает себе под нос в такт льющейся из старых динамиков мелодии. Позади нее сидит мальчик в окружении коробок и едва уместившегося в небольшой салон барахла, которое вопреки всему удалось вывезти из проданного дома. Ребенок замер, уткнувшись в носки собственных ботинок, и принялся сверлить мамину спину недовольным взглядом, который стал таковым то ли из-за длящейся уже несколько часов поездки, то ли из-за угнетающей и раздражающей жары. Маленький Джек бросает в окно короткие грустные взгляды и возвращается в привычное положение, ожидая, пока женщина заметит его и начнет разговор. Наконец, она, не поворачивая головы, предупредила:

— Даже не вздумай делать такое обиженное лицо. Думаешь, мне хочется переезжать?

Мальчик не шевелился. Он не мог точно сказать, на что или на кого в глубине души злился — впечатления в детской голове безнадежно перемешались, не желая выстраиваться в равную линию и создать хоть самую жалкую иллюзию порядка. Но Шарлотта была явно в лучшем настроении, нежели ее сын:

— Давай перекусим, солнце? У меня, кажется, есть немного твоей любимой арахисовой пасты — подарок от миссис Кэнди в честь нашего отъезда. Она в пакете где-то справа от тебя, поищи хорошенько. И перестань уже хмуриться. Нужно улыбаться невзгодам жизни!

Джек только хмыкнул в ответ и нехотя потянулся в поисках этого несчастного пакета с пастой, которой в нем наверняка на самом-то деле нет. Он вдруг подумал, почему люди прибегают к маленьким радостям для того, чтобы скрасить впечатление большого события — пьют вино или крепкий настой, когда нужно серьезно о чем-то поговорить или подумать; достают на день рождения праздничный торт, не понимая, что именно эти торчащие из густого крема свечи отсчитывают годы жизни и делают нас все ближе к неизбежному концу; едят арахисовую пасту, покидая родной дом и зная наперед, что вернуться туда не будет возможности? А ведь Джек все бы отдал, только бы еще раз проснуться под звон дальней колокольни через несколько улиц, чтобы пронестись в последний раз по свежескошенному газону, позволяя колкой траве безжалостно впиваться в нежные пятки, крикнуть ввысь и спугнуть стайку серых голубей на оранжевой крыше, которая в особо яркие дни так и горела под летним солнцем. И сейчас ему очень не хватало этого кристально чистого воздуха с примесями запахов пруда и опилок, маминых оладьев на завтрак, посыпанных сверху горстью разноцветных лесных ягод — ему не доставало ушедшего прошлого, которое он считал за бесконечно тянущееся настоящее, не способное в один момент оборваться.

Дауни вздрогнул, невольно задумавшись, и поставил найденную банку между собой и водительским креслом. Затем порыскал в карманах штанишек и выудил оттуда несколько мятую пачку безвкусного печенья, которые ему случайно достались от старой соседки в супермаркете, с громким хлопком разорвал пачку, и в нос тут же ударил дивный аромат молочных крошек, какой всегда сопровождает счастливчика в первые секунды после проникновения в волшебный мир сладких крекеров. К удивлению, настроение у него немного улучшилось, а потому он с озорной улыбкой на лице протянул матери обмазанную пастой печеньку. Та осторожно взяла лакомство и отправила в рот, не отрываясь от дороги, но чуть слышно мыча от удовольствия.

— Я понимаю, что тебе тяжело, детка, — сказала она после некоторого молчания, нарушаемого только чавканьем растворяющегося во рту печенья. — Мне тоже грустно оставлять все это здесь, но… Жизнь продолжается. Один мудрый человек однажды сказал: если у тебя на душе тоска, если хочется плакать и выть от грусти — пой. Растворись в звучании своего голоса, позволь ему унести тебя прочь и закружить в танце десятка нот. Посмотри на себя сейчас, Джеки, и ответь, счастлив ли ты? Разве пустынная степь за окном не делает тебя счастливым, потому как после нее ты увидишь другие картины природы, не менее прекрасные? А эта арахисовая паста, оседающая на языке приятным послевкусием, такая сладкая и в то же время пресная, что требуется опыт размером в две или три банки, чтобы различить даже в самой крошечной ложечке нотки ореха — разве не счастье? Подумай только, мы с тобою рядом, вместе, несемся через весь мир покорять новые горизонты! И каждая секунда незабываема, каждое новое мгновение бесценно — кто знает, будем ли мы еще проезжать по этой самой дороге в поисках приключений, сможем ли вдохнуть горячий песок и слегка поморщиться, смакуя пыль?

И Шарлотта весело рассмеялась, так, что этот искренний смех все же заразил Джека. Теперь оба они улыбались, изредка бросая друг другу какую-нибудь незначительную фразу или слово, ели печенье с арахисовой пастой и неслись через раскаленную пустошь навстречу своей новой жизни.

Дауни не смог бы забыть этого. Наверное потому, что с переездом в Бостон таких моментов становилось все меньше и меньше, каждый ценился на вес золотого