– Больше всего я боюсь не смерти. И не того, что не знаю ничего о посмертии. Это приключение, а я всегда готов к приключениям. Я боюсь того, что ты не последуешь за мной. Что тебя не будет рядом.

– Наши пути разошлись давным-давно, – замечу я.

– Нет, ты никогда не оставляла меня, Эл. И часть меня всегда верила, что однажды мы найдем друг друга вновь, когда все это безумие закончится. Я думал, что отправлюсь с тобой на Авалон после войны. Я был глупцом, знаю, но я верил в это. А теперь… я не надеюсь на прощение. Наши дороги в самом деле разошлись. И это пугает меня больше, чем смерть. Больше посмертия. Я отправляюсь в приключение совсем один.

 Он не протянет руки – если бы он это сделал, я бы ушла, не оглядываясь. Но он не протянет руки, и потому протяну ее я. Я прижмусь к нему, как в ночь после нашей свадьбы, словно так я смогу привязать себя и к его следующей жизни тоже.

 И вместе мы встретим его последний рассвет, но я не пророню ни слезинки, пока не вернусь на Авалон. Пока его душу не заберет сама Смерть.

 Просыпаюсь в холодном поту, никак не могу отдышаться. Я не сразу понимаю, где я – в своей старой постели в Шалоте – и что я не одна – рядом со мной спит Ланселот, прижимается к моей спине, обнимая. Когда мы засыпали вчера, пьяные и уставшие, его рука казалась мне утешением и обещанием комфорта. А теперь… теперь она слишком тяжелая. Слишком горячая.

 Я отодвигаюсь, выскальзываю из постели, касаюсь босыми ногами холодного каменного пола и едва успеваю добежать до горшка, где меня тут выворачивает наизнанку.

 Ничего не изменилось. Это видение было еще более цельным, чем другие. Больше деталей и даже воспоминания о нашей свадьбе. Похоже, прошлой ночью этот путь стал вероятнее. И все остальное тоже… смерть Ланселота в битве на стороне Артура, предательство Гвен, Моргана как богиня смерти. Эти витки будущего стали неизбежнее… а я ведь так сильно хотела их остановить.

 Поднимаюсь на дрожащих ногах, вытираю рот полотенцем, а потом надеваю платье и перевязываю его атласным поясом.

 Ланселот поворачивается в кровати и устало щурится на меня.

– Еще даже не рассвело, – шепчет он. – Возвращайся в постель.

 Мне очень хочется так и поступить, заснуть в безмятежном настоящем, но я знаю: стоит мне закрыть глаза, и я снова увижу его извиняющееся лицо, услышу, что он готов умереть.

– Хочу попить. Сейчас вернусь.

 Лгать легко, и он верит мне: улыбается, а потом переворачивается на бок и зарывается в одеяло.

 Так странно видеть его здесь, раскинувшимся на моей детской постели, голым – не считая золотого кольца на пальце. Как такое вообще представить?

 «Вчера был хороший день, – думаю я. – Я сделала правильный выбор».

 Но поверить в это сложно.

 Беру с тумбочки маленькое зеркальце и выскальзываю из спальни, тихонько прикрывая дверь.

 Лицо Нимуэ появляется в зеркале: кожа гладкая, взгляд безмятежный. Она выглядит так же, как выглядела всегда. И останется такой и впредь, насколько я знаю. Она моргает своими огромными серыми глазами.

– Элейн? – вопрошает она. – Все в порядке? Мы ведь уже обсуждали с тобой это… связывайся со мной лишь в крайней нужде.

 Я ничего не говорю, хотя из меня рвутся тысячи слов. Я так много хочу ей сказать, так много вопросов задать, но никак не могу выбрать, с чего начать.

– Моргана ушла, – говорю я.

 Нимуэ отвечает не сразу.

– Мы знали, что так случится, – произносит она наконец. – Раньше, чем хотелось бы, да, но Артур ведь в безопасности, так? Ты справляешься.

– Артур в безопасности. Они с Гвен поженились. Три дня назад. Как и мы с Лансом – вчера.

– Понимаю. – Нимуэ слегка хмурит брови, пытаясь понять, к чему я веду.

 И мне от этого чуть легче. Хорошо, что она не знает всего. Я качаю головой.

– Я считала себя такой умной, Нимуэ, – произношу я. – Я думала, что нашла способ удержать нас всех вместе. Нашла дорогу, которая привела бы нас к счастью. Моргана согласилась сковать свою магию… и Гвен тоже. И я думала, будто от этого всем станет только легче. Но стало хуже. Хоть они и понимали, что это к лучшему. И Гвен вышла за Артура, потому что сама так решила, никто не загонял ее в угол. Мы возвращались в Камелот. Все мы. Я думала, этого достаточно. Думала, это удержит нас вместе. Но этого не хватило.

 Нимуэ молчит, но теперь она совсем не выглядит удивленной. Лишь уставшей.

– Элейн, – произносит она так, словно преду-преждает меня.

 Но в предупреждениях я не нуждаюсь.

– Вы ведь все знали, так? – спрашиваю я.

– Большинство судеб можно изменить, – осторожно отвечает она. – Но некоторые из них затвердевают быстрее остальных. Когда доживешь до моих лет, ты поймешь разницу. Ты будешь по-другому смотреть на людей, научишься всматриваться в саму суть, замечать, как они растут, какой делают выбор. Ты поймешь о них все еще до того, как они сами это поймут.

– Тогда почему? – цежу я сквозь сжатые зубы. – Зачем вы вообще привели нас на Авалон? Почему заставили думать, будто я смогу что-то изменить, что смогу их спасти?

 На эти вопросы у нее нет ответов. По крайней мере сейчас. Она отводит взгляд и делает глубокий вдох.

– Когда Артур и Моргана прибыли к моим берегам, она держала его за руку очень крепко. И когда я подошла к нему, она решила, будто я ему угрожаю. Знаешь, что она сделала? Встала между Артуром и мной. Это был инстинкт – защитить его, даже если для этого ей пришлось бы пострадать самой. Ей было шесть. И я посмотрела в ее злые, недоверчивые фиолетовые глаза и понадеялась. Это было глупо. Мне стоило догадаться. Но надежда – забавная вещица. А потом появилась Гвен, дикая и неспокойная, чудовище, а не девочка, да, но она так сильно любила их обоих. Она скорее бы разорвала этот мир в клочья, чем навредила им. И Ланселот… фейри-мальчик, который не боялся людей, который принял их как своих. Для меня немыслимым было то, что они смогут причинить друг другу столько боли. И ты должна это понимать… ты ведь тоже не думала об этом. И моя надежда росла. Но потом на остров прибыла ты, и я все поняла.

– Я? – охаю.

 Она склоняет голову, внимательно вглядываясь в мои глаза. Она хочет, чтобы я ее поняла. Но я не могу.

– Скажи, Элейн, что случится потом? – спрашивает она. – После того,