– Ты меня спас.

Он перевел взгляд на меня и выдавил слабый смешок вместе с кровью.

– Не думаю, что… тебя… нужно было спасать.

– Было нужно. – Я посмотрела на его живот. Когти Жаждущего оставили глубокие раны – слишком глубокие, и внутренности вываливались. Я подавила содрогание. – Ты подоспел вовремя, Эйррик. Ты меня спас.

Подошел Хоук и тоже опустился на колени рядом с Филлипсом. Поймав мой взгляд, он слегка покачал головой. Как будто мне нужно это говорить. С такой раной не выжить, и она, должно быть, очень болезненная. Мне не нужно применять дар, чтобы это понять, но я отпустила чутье и вздрогнула от дикой муки, пульсирующей через связь.

Сосредоточившись на Эйррике, я взяла его руку обеими своими. Я не могу его спасти, но могу сделать то, что не получилось с Виктером. Я могу помочь Эйррику, облегчить его страдания. Делать это запрещено, а при свидетелях и вовсе неразумно, но мне все равно. Я не стану сидеть и бездействовать, зная, что могу помочь.

Поэтому я вспомнила пляжи и то, как Хоук заставлял меня смеяться, заставлял чувствовать себя живой. И послала тепло и счастье Эйррику через нашу связь.

Я знала, в какой момент он получил эти ощущения. Его лицо расслабилось, а тело прекратило дрожать.

Эйррик посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он казался ужасно юным.

– Мне… больше не больно.

– Нет?

Я заставила себя улыбнуться, держа связь открытой и омывая его волнами света и тепла. Я не хотела, чтобы проскользнул хотя бы намек на боль.

– Нет. – На его лице появилось благоговейное выражение. – Знаю, что я не в порядке, но… но я чувствую себя хорошо.

– Рада это слышать.

Он смотрел на меня, и я знала, что Филлипс и Хоук за нами наблюдают. Даже не глядя на них, знала: они поняли, что внезапное облегчение не имеет ничего общего с приближением смерти. С такой раной никто не умирает мирно.

– Я тебя узнал, – произнес Эйррик. Его грудь тяжело вздымалась и медленно опускалась, изо рта опять текла кровь. – Не думаю… что мне следовало говорить, но мы встречались. Мы играли в карты.

Я удивилась и улыбнулась по-настоящему.

– Да, играли. Как ты узнал?

– Это… твои глаза. – Его грудь опустилась и совсем не сразу поднялась опять. – Ты проигрывала.

– Да. – Я наклонилась, не пуская боль. – Обычно я лучше играю. Меня учил брат. Но мне все время выпадали плохие карты.

Он опять рассмеялся, на этот раз еще слабее.

– Да… плохие карты. Спасибо… – Он посмотрел куда-то поверх моего плеча. Он видел что-то за моей спиной, за нами всеми. И это было приятное зрелище. Губы Эйррика задрожали, и он улыбнулся. – Мама?

Его грудь больше не двигалась. Она поднялась, но не опустилась. Эйррик отошел. Губы по-прежнему изгибались в улыбке, а глаза подернулись пеленой, но блестели. Не знаю, видел ли он мать, видел ли вообще что-то, но надеюсь на это. Я желала, чтобы его встретила мать, а не бог Рейн. Приятно думать, что умирающих приветствуют близкие. Хотелось бы верить, что Виктера ждали жена и их ребенок.

Я медленно опустила руку Эйррика, уложила на его грудь. Подняла голову. Филлипс и Хоук изумленно смотрели на меня.

– Ты с ним что-то сделала, – заявил Хоук, изучая меня взглядом.

Я не ответила.

Да и не нужно было. Филлипс сказал за меня:

– Так это правда. Те слухи. Я слышал, но не верил. Боги! У тебя дар касания.

Мы мчались, не сбавляя скорости. У нас стало на три гвардейца меньше, чем когда мы выехали из Масадонии. Через пару часов нам встретилась лошадь Ноя – она пощипывала траву. Ее привязали к кобыле Ладди и поскакали дальше.

Мы всего на несколько часов остановились за стенами Триречья, чтобы дать отдых лошадям, и потом ехали всю ночь. Мое сердце устало колотилось, ноги онемели и ныли, и я волновалась.

Когда к нам присоединились остальные гвардейцы, Филлипс не стал говорить о том, что я сделала, но постоянно украдкой бросал на меня взгляды. Он смотрел так, словно не был уверен в том, что я настоящая. Такие же взгляды кидали на меня слуги, когда я показывалась им в вуали.

Я чувствовала себя неуютно, но это ничто по сравнению с тем, как отреагировал на мой дар Хоук.

Он уставился на меня поверх тела Эйррика так, словно я была головоломкой, в которой потерялись все крайние кусочки. Ясно, что он удивлен, и я его не винила. Конечно, у него возникли вопросы. Когда мы остановились возле Триречья, я попыталась поговорить с ним о том, что сделала, но он только покачал головой, сказал «позже» и заявил, что мне нужно отдохнуть. Разумеется, я противилась, но все закончилось тем, что он то ли притворился, что спит рядом со мной, то ли правда уснул.

Не знаю, был ли он рассержен, встревожен или… сбит с толку оттого, что я ему не сказала о своем даре, но я не жалела, что применила его, чтобы облегчить смерть Эйррика. Мы с Хоуком поговорим, и это «позже» может наступить раньше, чем он хочет. Меня так и подмывало использовать дар и проверить, что он чувствует. Но мне удалось сдержаться. Не буду жульничать, пусть лучше сам скажет.

Потому что сейчас считывать его эмоции было бы жульничеством.

К тому времени, как мы добрались до Нового Пристанища, уже близился вечер. Мы почти без проблем миновали небольшой Вал. Хоук просто сошел с коня и поговорил с одним из гвардейцев, а потом опять уселся на Сетти позади меня, и мы двинулись по мощеной улице.

Киеран занял место Эйррика и ехал рядом с нами по сонному городку, окруженному дремучим лесом. Мы миновали лавки, закрытые ставнями на ночь, и вступили в жилой район. Дома здесь были маленькими, как в Нижнем квартале, но вовсе не ютились друг на друге. Кроме того, они в гораздо лучшем состоянии. Очевидно, торговый городок процветал, а местные Вознесшиеся справлялись лучше, чем Тирманы.

Мы проехали примерно квартал, когда дверь одного из домов открылась и вышел пожилой мужчина с коричневой кожей. Он ничего не сказал, только кивнул Киерану и Хоуку. Из-за его спины выскочил мальчишка и бросился к соседнему дому. Он постучал в дверь, и ставни открылись. Ехавший впереди Филлипс потянулся к мечу, но из окна высунул голову еще один мальчишка.

– Мой папа…

Он замолчал и вытаращился на наш маленький караван. Восторженно завопив и оскалившись в широкой улыбке, он исчез в доме и что-то крикнул отцу.

Мальчишка из первого дома побежал дальше и позвал еще одного ребенка, на этот раз девочку с волосами еще рыжее моих. Когда она нас увидела, глаза у нее сделались как блюдца.

На другой стороне улицы тоже открылась дверь, и на сей раз вышла женщина средних лет с малышом на бедре. Она заулыбалась, а малыш помахал. Я неуклюже помахала в ответ и заметила, что первый мальчишка уже собрал целую команду. Теперь по обочине перед нами бежала группа детей, открывалось все больше дверей, и жители Нового Пристанища выходили на крылечки поглазеть. Нас никто не окликал. Некоторые махали. Другие улыбались. Лишь немногие недовольно кривили губы.