Очнулся я в больничной палате нейрохирургического отделения Севастопольской городской больницы имени Н.И. Пирогова ранним утром следующего после землетрясения дня. Разбудили меня озорные солнечные лучики, нашедшие себе дорогу к моим закрытым векам через неплотные ламели оконных жалюзи.

Открыв глаза и прекрасно себя ощущая, осматривая окружающую обстановку, я долго лежал в кровати, пытаясь сообразить, не приснились ли мне или не привиделись ли в горячечном бреду все мои приключения, тренировки, зарождающиеся будущие великие магические способности и, конечно же, оставшаяся неизвестной японская красавица, обожающая все оттенки красного и насилие над беззащитным мужским полом. Очень уж палаты — пензенская и севастопольская — оказались похожими. А постельное бельё могли и сменить, пока я валялся без сознания. Может я только очнулся от перенесённой вирусной инфекции? Даже чувство сожаления о нереальности мелькающих в памяти картин кольнуло на миг моё сознание.

И лишь внимательнее приглядевшись, я заметил небольшие отличия в цветовой гамме и рисунке облицовывающей стены палаты кафельной плитки. Обустраивают их по единому для всей страны стандарту что ли? Ведь и окно, и двери, и потолок, и пол, и расположение двух коек, одна из которых тоже пустая, ничем не отличаются от виденных мною совсем в другом месте. Вот такая ирония судьбы получилась! Только лёгкого пара не хватает. Хотя я и так лежал весь мокрый от пота. Даже подушка вся пропотела.

А потом прибежала целая и невредимая мама Маша, которой я очень обрадовался, наговорила кучу ласковых слов, обцеловала всё моё лицо, нежно и аккуратно пообнимала мою настрадавшуюся голову, добавив влаги ей и находящейся ниже подушке. С трудом успокоившись и вытерев полотенцем на себе и на мне следы неожиданных, но очень приятных процедур, она, ворочая меня с одного бока на другой, быстро поменяла мою ещё более намокшую подушку и влажную после ночи простынь на такие же, но сухие, без малейшего стеснения позаимствованные с соседней пустующей кровати. Заодно и переодела меня в новую, извлечённую из разорванного ею полиэтиленового пакета, сухую рубаху.

Я рыпнулся было вначале подняться, чтобы помочь ей или хотя бы не мешать в процессе уменьшения абсолютной и относительной влажности окружающей меня текстильной продукции, но она строго настрого запретила изменять моё горизонтальное положение, прижав мои плечи к кровати своими сильными руками.

Как последовало из её дальнейших пояснений, сопровождающих процесс переодевания, соблюдать строгий постельный режим мне нужно будет не меньше недели. Если, конечно же, я хочу вернуть свои трижды стукнутые мозги в их нормальное состояние. А если нет, то она с радостью поможет мне это сделать. Тем более, что свободное койко-место в палате наличествует, а с местной заведующей она, как оказалось, училась когда-то на одном курсе медицинского университета, и та, по старой памяти, легко разрешит ей побыть несколько дней бесплатной сиделкой для одного не шибко умного малолетнего пациента.

Подвергнувшись такому бескомпромиссному, не оставляющему свободного места для манёвра, шантажу, пришлось клятвенно пообещать не шалить, строго соблюдать положенный постельный режим, полностью следовать предписаниям лечащего врача, и, если что, сразу же звонить на матушкин ком. А уж она сразу же примчится и наведёт тут шороху. А мне, оценившему потемневшие мамины глаза и крепко сжатые губы, что-то жалко стало тех неразумных, которые вдруг рискнут обидеть её вновь обретённого ребёнка. Так что, на всякий случай, я лучше потерплю, чем пожалуюсь маме Маше на кого-то. А то не дай Бог!

Выслушав мои обещания и посмотрев в мои честные-пречестные глаза, мама Маша, глубоко вздохнув, достала из кармана своих летних брюк и положила на тумбочку мой, уцелевший несмотря ни на что, ком, на котором даже царапин никаких не оказалось. А затем принялась выкладывать из принесённой сумки естественные растительные витамины, купленные нею и переданные живыми и здоровыми нашими соседками и даже хозяйкой приютившего нас пансионата. Она же и рассказала всё, что я пропустил, находясь в бессознательном состоянии.

У меня, как я и предположил после «знакомства» с упавшей трубой, севастопольские эскулапы диагностировали сотрясение мозга. Даже на компьютерную томографию успели свозить, где ушиба внутричерепного серого, как говорят, вещества, несмотря на все мои и не только подземные «старания», не обнаружили. Вытащили нас с заплаканной девчонкой, поглаживающей мою бессознательную, трижды ушибленную, и нею в том числе, голову, уложенную на нежных девичьих коленках, ближе к вечеру, проделав небольшой лаз через заваленную часть подземного ангара. И немалую часть спасательного тоннеля проложили наши соседки, оказавшиеся магами: одна — земли, а вторая — воздуха.

К счастью такие «романтические» приключения в тот день «повезло» пережить только нам с японкой, так как больше никто из немногочисленных экскурсантов, посетивших в тот день «Объект 825 ГТС», не пострадал, поскольку других обрушений от землетрясения в многочисленных помещениях подгорного комплекса не случилось. Тем не менее, скорее всего, бывшую подземную базу военно-морского флота СССР закроют для посещения экскурсантов.

У девушки тоже мозги сотряслись, но намного слабее моих. И её состояние позволило прибывшим за ней соотечественницам в тот же вечер увезти мою прекрасную обидчицу в неизвестном маме Маше направлении. Имя её она тоже не знает, да и не интересно оно ей. «Чай, не невестка!» — фыркнула приёмная мама в ответ на первый мой вопрос, заданный после окончания её повествования. А на другой, про то, откуда она знает про три моих ушиба и поглаживания на нежных девичьих коленках, она, кивнув на мой ком, ответила, что я и сам могу на это полюбоваться.

Оказывается, все залы и переходы подземного военного музея оборудованы камерами видеонаблюдения, которых я, гуляя по ним, ни разу не заметил. Впрочем, я и не мог этого сделать, так как даже не знаю, как они выглядят. Так вот, одна из таких камер, расположенная в отрезанной обвалом части зала «Подводных сил Черноморского флота», уцелела и продолжала работать, передавая видеосигнал на пульт охраны подземного комплекса. По этой и другим работающим камерам вызванные работницами музея спасатели и узнали, что, во-первых — нас там двое, во-вторых — мы живы, и, в-третьих — до нас уже пытаются добраться непрофессиональные спасательницы. И поспешили скорее на помощь к маме и двум нашим соседкам, откапывающим руками и магией, как думали женщины, только меня одного. Позже этой записью соседки с мамой и поделились. Ну, а она уже перезалила её на мой ком.

А интересно наблюдать за