Кюстин озадаченно посмотрел на Флойда:

– Мне показалось, при последней нашей встрече она говорила по-французски безупречно.

– Она ударилась головой.

– Похоже, сильно ударилась.

– Это пустяки. Ты бы слышал, что стало с ее английским.

– Флойд, а с тобой что? – спросил Кюстин, только сейчас заметивший бинты на голове друга.

Флойд и Ожье так и не подобрали шляпу, упавшую на пол в подвале «Каспар металз».

– Да нормально. А с тобой? Что Грета? Маргарита еще…

– Я вчера говорил с Гретой. Она, как бы это выразиться, слегка взволнована из-за твоего внезапного отъезда.

– Ты же там был. Сам понимаешь, на обсуждения не было времени.

– Ну, Грета, конечно, простит тебя. Со временем. А что касается Маргариты… она еще держится.

Кюстин сдвинул шляпу набок, прикрывая лицо, – по встречной полосе пронеслось полицейское авто. Он выждал, пока оно не свернуло, потом вздохнул с облегчением.

– Но вряд ли она протянет еще неделю.

– Бедная Грета, – посочувствовал Флойд. – Это для нее настоящий ад.

– Знаешь, вся наша суета ей, мягко говоря, не помогает, – сказал Кюстин, глянув на Ожье и, несомненно, прикидывая, что же произошло между ней и Флойдом в Берлине. – Она все еще ждет ответа от тебя, – добавил он деликатно. – Твое отсутствие не разрешило вашу небольшую дилемму.

– Я знаю, – угрюмо ответил Флойд.

– Рано или поздно придется решать.

– Я не могу думать об этом, пока мы не выбрались из заварушки. Сперва надо вытащить тебя. Какой смысл передавать тебе сыщицкий бизнес, если управлять им придется из каталажки?

Кюстин покачал головой:

– Флойд, брось. Они всегда найдут способ достать меня. Я могу к середине недели выбраться из Парижа. У меня друзья в Тулузе… Сделают мне новый паспорт.

– Я только что говорило с Мальо. Он сказал мне, что вытянет тебя, если я доставлю ему подозреваемого.

– Надо же, как просто.

– Увы, непросто. Но перед тем как помочь тебе, я должен помочь мадемуазель Ожье.

– Так отвези ее в больницу, хочет она того или нет.

– Кюстин, она дала мне понять очень ясно, что на станции ей помогут. Поэтому мы сейчас едем на станцию «Кардинал Лемуан».

– Когда ее подстрелили?

– Приблизительно сутки назад.

– Тогда у нее, скорее всего, лихорадка. Флойд, в таких случаях пациенту едва ли можно доверять. Она бредит.

– Я доверяю. Верити твердит мне о станции с тех пор, как ее ранили. Она знает, что́ для нее лучше.

– Кто же она, черт возьми?

– Не знаю. Но после всего увиденного я сильно сомневаюсь насчет истории про Дакоту.

Мишель с Кюстином высадили их у входа на станцию «Кардинал Лемуан» и поспешили прочь, затерявшись в густом потоке машин. Было девять утра, самый час пик, и никто не обращал внимания ни на Флойда, ни на Ожье. Конечно, его рану могли видеть все – он же был без шляпы. Но мужчина с забинтованной головой привлекает не слишком много внимания. Ссора в баре, конфликт с любовницей или с соперником – возможных причин предостаточно. И столько же причин не лезть с расспросами. Еще в Берлине он вычистил и забинтовал раны Ожье, используя лоскуты, оторванные от подкладки своего пиджака, и повторил процедуру, когда прибыли в Париж. Под несколькими слоями одежды бинты были незаметны. Нездоровье Ожье выдавали лишь неловкие движения правой руки да бледность лица. Флойд взял ее под здоровую руку и повел в кафельные недра глубины станции, стараясь быть неприметным в толпе пассажиров.

Если бы пуля – или пули – причинили серьезный вред, Ожье бы уже погибла. От внутреннего кровотечения умирают быстро. Но сепсис – другое дело. Флойд не знал, как долго умирают от сепсиса, но не сомневался: это крайне неприятная, мучительная смерть.

– Надеюсь, ты ничего не напутала, – прошептал он ей на ухо по-английски.

– Не напутала. Доверься мне, ладно?

– Как я понимаю, там есть люди, которые помогут тебе.

– Да.

– Мне нужны доказательства. Я не могу просто отпустить тебя и надеяться на лучшее.

– Именно так тебе придется сделать.

Он остановился на лестнице, уступая дорогу спешащим вниз людям.

– Ты хоть скажешь, где потом искать тебя? Я хочу убедиться, что с тобой все хорошо.

– Флойд, со мной все будет хорошо.

– Но я хочу тебя увидеть.

– Просто чтобы убедиться?

– Нет. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Может, я и ошибаюсь, но думаю, ты ко мне тоже относишься неплохо.

– У нас не получится. И получиться не может.

– Мы могли хотя бы попытаться.

– Нет, – ответила она твердо, – это всего лишь оттянет неизбежное.

– Но если бы ты захотела…

– Послушай, Флойд: ты мне очень нравишься. Тогда, в Берлине, я сказала правду. Может быть, я даже люблю тебя. Но это нисколько не изменит того факта, что вместе мы быть не можем.

– Почему? Мы не такие уж разные.

– Между нами пропасть глубже, чем ты можешь вообразить. Думаю, ты уже понял кое-что. Но поверь, то, что ты обо мне думаешь, даже и не напоминает правду.

– Тогда скажи правду.

– Я не могу. Пойми одно: как бы мы ни относились друг к другу, мы не сможем быть вместе.

– У тебя кто-то есть?

– Нет, – сказала она тихо. – Он был, но я слишком увлеклась работой и понемногу вытеснила его из своей жизни. Но, Флойд, ведь кто-то есть у тебя!

– Ты имеешь в виду Грету? Жаль, но между нами все кончено.

– Флойд, она красивая и умная. Будь я на твоем месте и предложи она мне второй шанс, я бы не сомневалась.

– Ее шанс требует оставить этот город и всех, кто мне дорог.

– Все равно он неплох. Не упусти его.

С тем Ожье выдернула руку и пошла вниз по лестнице, к скоплению людей на платформе. Флойд догнал через секунду, опять взял под руку:

– Ты так и не ответила на мой вопрос. Сможем мы увидеться, когда твои друзья вылечат тебя?

– Нет, больше ты меня не увидишь.

– Я буду караулить на всех станциях парижского метро. Я тебя найду.

– Прости. Хотелось бы закончить это как-нибудь по-другому. Но я не буду лгать, обнадеживать. Думаю, ты заслуживаешь искренности.

Когда они спустились, к платформе подъехал поезд.

– Ожье, ты не можешь прятаться в тоннеле вечно. Я всегда буду ждать тебя.

– Флойд, не надо. Не губи остаток жизни ради меня. Я этого не стою.