Может быть, Артем никогда не превратится в идеального мужа.

Но хорошим отцом он уже стал.

Я отключаю свой второй телефон, по которому меня могут найти друзья и женщины, и даже родня. Остаюсь на связи только по рабочему номеру, потому что сейчас аврал и завал, и мне нужно успевать решать вопросы так оперативно, как только возможно.

Женя позвонила как раз, когда я впервые за три дня вернулся домой и попытался поспать. Трое суток на кофе, энергетиках и прочей хуйне, от которой шум в голове уже начал превращаться в Глас Всевышнего. Я мечтал только о том, чтобы выспаться и провести с сыном воскресенье, как мы и договорились. Женя не сказала, почему перенесла «нашу субботу» на воскресенье, видимо думая, что я забыл — и об этом лучше не напоминать. А ведь и правда забыл, пока утром не открыл ящик, выбирая часы к рубашке, и не наткнулся взглядом на подаренные ею «Омега». Так и не смог их носить после нашего разрыва: оставил лежать в красивой коробке. А потом увидел — и воспоминания потянулись сами собой, как якорь после долгой стоянки корабля, потянули наружу образы, отрывки слов, мелочи…

Я тоже купил ей в подарок часы, хотел просто впихнуть в карман ее домашнего комбинезона, как будто это мелочь и ничего не значит. А на самом деле просто чтобы она, наконец, сняла с руки «Ролекс».

Телефон перетягивает на себя внимание: в мессендереже целая куча сообщений, пересланные файлы, которые я быстро перечитываю и согласовываю, разрешая использовать факсимиле. В шесть утра в офисе никто не спит, да и хрен с ними: сейчас я нужен своему сыну и его матери, а бумажки… В конце концов, не все они требуют моей личной подписи, а я уже давно наигрался в большого начальника и не умираю от возмущения, когда какие-то вещи за меня подпишет мой помощник.

Женя спит на кровати, свернувшись калачиком вокруг Хельга.

Абсолютно живая.

Такая же испуганная, какой я знал ее раньше.

И в груди приятное тепло от осознания своей нужности в их жизни.

Почти наверняка что-то случилось, раз ее Крутой Мужик не нарисовался рядом чуть раньше меня, но чихать с высокой колокольни. Главное, что мой сын в порядке — и Женя не плачет.

Все остальное — тлен, мусор, мишура.

Светки, Куколки, Красавицы, Кошечки.

Промокашки. Одноразки. Брал их на раз и буду брать: использовать — и за порог.

Теперь у меня есть смысл жизни, и он, хоть и с заметно впавшими щеками, бледный и с синяками вокруг глаз, но все равно — единственный, самый важный.

Сын.

И его мать.

— Артем…

Я моргаю, вдруг осознав, что на минуту все же задремал. Женя стоит рядом, осторожно проводит ладонью по моему плечу.

— Ложись, теперь моя очередь караулить.

— Да я в порядке, Жень.

— Ложись, мужчина, ты же не лошадь — спать на ходу.

Приходится послушаться и перебраться поближе к сыну. Веки мгновенно тяжелеют, на мысли словно набрасывают темную тряпку. Уже почти провалившись в сон чувствую, как Женя набрасывает на меня одеяло и говорит:

— Когда вырвемся отсюда — бери Хельга. В любое время.

Наверное, у меня просто слабость от недосыпа, усталости и первого нехуевого стресса, потому что вдруг хочется, чтобы она, как раньше, «задушила» меня своей любовью.

Но как раньше уже не будет.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Глава семьдесят пятая: VIP 

Я думал, что самое тяжелое для меня кончилось после того, как я смирился, что мне уже никогда не найти сестру. Не то, чтобы я пылал любовью к этому ребенку — она была слишком маленькой и слишком чужой, чтобы успеть к ней привязаться. Кроме того, постоянно напоминала о том, что после смерти отца жизнь матери не остановилась — и все счастливые пары рано или поздно находят свое счастье с кем-то другим.

В девятнадцать я понял, что не хочу влюбляться «по своей воле». Не хочу убить свою жизнь на женщину, для которой в итоге могу оказаться просто перевалочным пунктом, остановкой поезда дальнего следования, которая рано или поздно перестанет быть новой и интересной, и в конечном итоге мой поезд уйдет к следующей точке своего маршрута. Все это было справедливо и для меня: я не хотел тратить силы и нервы на женщину, которая тоже рано или поздно надоест — и меня потянет на сторону.

Лет до двадцати пяти я благополучно избегал серьезных отношений и разового секса. Все мои женщины вписывались в схему «безопасных отношений»: были достаточно воспитаны, чтобы не устраивать скандалы из-за разрывов, знали, чего хотят и что готовы предложить взамен, и прекрасно понимали, что им суждено стать королевами моей жизни лишь на короткое время.

Мои чувства были в полном порядке.

Мои женщины были в еще большем порядке, чем мои чувства.

Так было до Анжелы. Потому что моя помощница придумала схему, казавшуюся мне идеальной: сосредоточиться на поисках статусной жены и не тратить время на «приблизительные варианты». Не знаю, почему мне сразу понравилась эта идея. Видимо, Анжела уже тогда неплохо знала мои привычки и понимала, на что надавить, чтобы добиться своего.

В любом случае, я не стал бабником, не сгулялся, не разочаровался в женщинах, потому что заводил красивые кратковременные романы только с лучшими представительницами прекрасного пола. И к тридцати трем годам знал, чего хочу и как хочу. Подходил к женщинам с заранее подготовленным лекалом, чтобы не ошибиться в выборе и обезопасить внутренний мир от ненужных эмоциональных штормов.

Так было до тех пор, пока в моей жизни не появилась Женя. Женя и ее любовь к тугим узлам из волос, минимализму в макияже. Женя и ее неуверенность, которую она не очень хорошо маскировала образом жизни одиночки. Наверное, именно в этом она была странно похожа на меня самого много лет назад, когда я потерял сестру и ничего не мог сделать, чтобы ее вернуть, и принял решение отгородиться от всего, что может причинить боль.

Сейчас я прекрасно понимаю, что именно в день нашей первой встречи она накрепко вошла в мою жизнь. Сначала как хороший сотрудник, потом как мой личный проект по созданию Взрослой женщины, и позже — как одержимость, потребность, глоток чувств, от которых я бежал так быстро, что в конечном итоге нагнал на собственной же дистанции.

А еще прямо сейчас, глядя на худенькую семнадцатилетнюю девчонку с длинными белыми волосами, я понимаю, что какой-то злой рок в моей жизни все-тики существует, потому что она действительно слишком сильно похожа на мою мать. И на придурка-отчима тоже. У моей сестры его прозрачно-голубые глаза и овал лица, и даже чертовы уши. Я словно вынужден смотреть на дорого мне человека через грязное треснутое стекло.