Книга О’Нил в самом деле вызывает сначала оторопь, а вслед за ней -прилив острейшей благодарности за тот комфорт и свободы, которыми женщины наслаждаются сегодня. Однако если «Это неприлично» - не первая историческая книга, которую вы читаете, вы без труда разоблачите ее главный - и, в сущности, единственный - недостаток. Автор с наивным позитивизмом полагает (ну, или делает вид, что полагает), будто количество удобств напрямую транслируется в количество счастья, и игнорирует способность человеческого мозга многие аспекты повседневности воспринимать некритично, как должное. Иными словами, показывая, как несчастливы были женщины викторианской эпохи по сравнению с их ухоженными, чистыми и самостоятельными праправнучками, О'Нил совершает типовую ошибку начинающего историка, привычно меряющего прошлое единой меркой сегодняшнего дня, и самодовольно ахающего от того «скотства» и «зверства», которое мерещится ему в прошлом.

Еще одна важная вещь, касающаяся книги Терезы О’Нил, которую нечестно будет утаить от русского читателя, - это очень низкое качество перевода и редактуры. Некоторые фрагменты, похоже, пошли в печать вовсе без вычитки, поэтому в том случае, если уровень английского вам позволяет, а тема кажется интересной, лучше и надежнее сразу обратиться к оригиналу.

Американка Энн Холландер - автор; умеющий видеть моду одновременно в двух измерениях: левым глазом она смотрит на нее как на сложный и комплексный общественный феномен, а правым - как на высокое и самодостаточное искусство. Прошлая опубликованная на русском книга Холландер, фундаментальная и классическая монография «Взгляд сквозь одежду», исследовала сложную природу взаимоотношений трех объектов -человеческого тела, одежды и их визуального отображения в искусстве. Нынешняя, куда более компактная как по объему, так и по количеству затронутых тем, обращается к феномену сравнительно локальному, а именно -к мужскому костюму.

Скучный, однообразный, классический, офисный - весь набор эпитетов, применяемых нами для описания гендерной мужской униформы, говорит о том, что костюм по большей части воспринимается сегодня как максимально консервативный вариант одежды, свидетельствующий в лучшем случае об отсутствии у его носителя фантазии и готовности следовать за модой, а в худшем - о его косности и даже ограниченности. Что же касается постепенного заимствования традиционных элементов мужского костюма женской модой, то мы привычно и бездумно вписываем их в контекст борьбы женщин за равноправие, отказывая им тем самым в каком-либо эстетическом или эротическом значении.

Энн Холландер в своей книге развеивает мифы о «консерватизме» и «однообразии» мужского костюма, а заодно и о том, что его взаимодействие с женской модой продиктовано исключительно социальными соображениями. В ее исполнении история костюма, истоки которой она прослеживает в эпохе позднего Средневековья (именно тогда пригнанные по фигуре латы начали понемногу трансформироваться в специфически мужскую одежду, призванную подчеркнуть и едва ли не обнажить достоинства фигуры), оборачивается динамичным триллером.

В то время, как до начала XX века женская одежда оставалась областью, почти не подверженной изменениям, мужская одежда, напротив, проделала колоссальную и рискованную эволюцию. А тот насыщенный и энергичный, то скрытый, то явный диалог, который она на протяжении без малого трехсот лет ведет с женской одеждой, Холландер рисует в лучших традициях эротической «битвы полов», в которой тайная цель каждой из сторон состоит в том, чтобы в конце концов уступить противнику.

«Пол и костюм» едва ли можно назвать легким чтением, поэтому браться за него в надежде на яркие исторические анекдоты (они в книге присутствуют, но исключительно в качестве иллюстраций к авторской мысли) и простые концептуальные объяснения сложных явлений определенно не стоит. Однако если ваша цель - понять и осмыслить тот комплекс феноменов, которые сама Холландер именует «работой моды», то лучшего источника вам не найти.

Книга Клэр Хьюз относится к почтенной категории так называемой «малой» истории, оперирующей не великими событиями и эпохальными тенденциями, но локальными, обозримыми понятиями из сферы быта, нравов и материальной культуры. Однако хитрость книг этого типа часто состоит в том, что скромные предметы и их, с позволения сказать, биографии оказываются плотно интегрированы в историю большую, глобальную, общечеловеческую.

Ровно так устроены «Шляпы»: на страницах книги судьбы головных уборов на протяжении XVIII, XIX и XX века тесно переплетаются с событиями куда большего масштаба. Так, неутолимая нужда в бобровом мехе (он, или, вернее, его мягкая фракция - так называемая подпушь - требовалась для изготовления фетра, основного материала мужских шляп) вынудила заготовителей этого сырья, практически полностью истребив европейского бобра, перенести свою активность за океан - в Северную Америку. Там, постепенно продвигаясь от Восточного побережья к Западному и постоянно повышая спрос на бобровые шкурки, европейские мехозаготовительные компании спровоцировали братоубийственные и жестокие войны между индейскими племенами, конкурировавшими за лучшие охотничьи угодья. А мода на соломенные мужские шляпы, охватившая Британию в 1880-х, стала важным маркером общей демократизации английского общества: в отличие от аристократического цилиндра, соломенная шляпа была головным убором без выраженной классовой принадлежности.

Клэр Хьюз рассматривает шляпу как перекрестье материального ремесленного мира и возвышенного мира идей: на протяжении последних трех веков шляпа сочетала в себе прагматичную функцию защиты от холода и дождя с функцией символической. Зачастую именно она лучше других предметов гардероба определяла общественное положение и доход своего владельца, его семейный статус, а иногда даже политические взгляды. Производство шляп, шляпная мода, но в первую очередь - сама идея шляпы, ее социальное и культурное значение в интерпретации Хьюз оказывается предметом в высшей степени увлекательным, многогранным, но главное - куда менее легкомысленным, чем кажется изначально.

Несмотря на легкомысленную обложку книга британского историка Джудит Фландерс - чтение вовсе не легкомысленное, и по-хорошему органичнее всего она смотрелась бы в высоколобой серии «Культура повседневности» издательства НЛО. Хотя и там, пожалуй, ее присутствие потребовало бы некоторых разъяснений, потому что внимание Фландерс сконцентрировано не на эволюции интерьера или, допустим, дверных ручек, но на самой идее (чтоб не сказать эйдосе) дома - частного, укромного пространства, для обозначения которого в русском языке нет даже отдельного слова. Именно само это слово -английское «home» и его аналоги в финно-угорских и других германских языках - становится своего рода демаркационной линией, позволяющей автору говорить о фактическом сосуществовании в Европе двух параллельных цивилизаций: «домашней» и «недомашней». К числу «домашних» стран Фландерс относит в первую очередь Англию и Голландию, а также другие регионы, в которых существовали отдельные слова для дома в значении «постройка» и для дома в значении «очаг». В число «недомашних» же попадают страны, где говорят на славянских и романских языках, не знающих такого различия.