Создание национальных систем социального обеспечения в Европе в конце XIX в. и в Соединенных Штатах в 1930-х гг. часто описывается как источник неожиданных доходов для первого поколения пенсионеров, которые таким образом получили намного больше, чем смогли отложить. Но какой-либо очевидной выгоды для них не было, так как необходимо учитывать и одновременное снижение поддержки со стороны семьи в связи с появлением государственного финансирования. «Неожиданные доходы» первого поколения, вероятно, были компенсированы уменьшением заботы, проявляемой со стороны их детей. Последние делали пенсионные отчисления вместо того, чтобы тратить время и силы на заботу о своих родителях. Таким образом, система социального обеспечения просто частично взяла на себя заботу о пожилых родителях этих молодых людей, не изменив ее сути, но сделав ее единообразной и гарантированной.

Однако подобные плюсы системы социального обеспечения приводят к потере баланса между потребностями поколений. Теперь все подчинено системе определенных шаблонов, и в правительстве такие вопросы обсуждают весьма абстрактно, не принимая во внимание прямых доказательств относительных потребностей, которые в условиях семейной поддержки видны невооруженным глазом. При обсуждении политики по данному вопросу практически нет шансов увязать его решение с относительными потребностями и возможностями поколений, и семья в итоге остается главным институтом распределения рисков между поколениями.

Было бы серьезной ошибкой заменить, как предлагают некоторые политики, сегодняшнюю систему социального обеспечения на пенсионные планы с фиксированными взносами для инвестирования средств, аккумулируемых в рамках этих планов, в инструменты фондового рынка, или даже на планы, которые давали бы частным лицам возможность самим выбрать, куда вкладывать. Такие планы должны прийти на смену текущим социальным обязательствам перед пенсионерами – с расчетом, что финансовые рынки и в будущем будут столь же доходны, как и раньше. К счастью, в большинстве серьезных предложений говорится только об инвестировании разумной доли средств пенсионных трастов в инструменты фондового рынка{322}.

Реформа системы социального обеспечения по всему миру должна идти по пути не инвестирования средств трастов на фондовом рынке, а создания системы, которая бы эффективнее учитывала экономические риски и способствовала их правильному распределению среди различных групп населения. Размеры фиксированных взносов и выплат должны все время варьироваться в зависимости от относительных потребностей работающего населения и пенсионеров. И взносы и выплаты должны индексироваться, но не на величину индекса потребительских цен, а скорее на величину национального дохода на душу населения. Мы должны создать такую систему социального обеспечения, которая была бы справедливой и гуманной, как система внутрисемейной поддержки, и которая распределяла бы риски таким образом, что никому в обществе не пришлось бы нести на своих плечах непосильное бремя расходов{323}.

Были случаи, когда жесткая денежно-кредитная политика приводила к резкому схлопыванию пузырей на фондовом рынке. Например, 14 февраля 1929 г. ФРС подняла учетную ставку с 5 до 6 % с целью обуздать спекуляцию. В начале 1930-х гг. ФРС продолжала предпринимать меры по ужесточению денежно-кредитной политики и столкнулась с тем, что первоначальный спад деловой активности вылился в сильнейший за всю историю обвал фондового рынка, а рецессия – в серьезную депрессию.

В Японии на пике национального фондового рынка с мая 1989 г. по август 1990 г. Банк Японии поднял учетную ставку с 2,5 до 6 % якобы для стабилизации ситуации на финансовых рынках (считалось, что они уже были переоценены вследствие проводимой мягкой денежно-кредитной политики), а также стабилизации иены. Трудно отделаться от мысли о возможной связи между действиями Банка и последовавшим обвалом фондового рынка и серьезной рецессией{324}.

Хотя точные причинно-следственные связи почти невозможно проследить в этих драматичных примерах, одно действительно понятно – политика процентных ставок влияет на всю экономику самым серьезным образом и не нацелена исключительно на борьбу со спекулятивными пузырями, в которой ее можно было бы использовать. Это больше похоже на лучевую терапию, чем на использование хирургического лазера. Кроме того, надувание спекулятивного пузыря – такого, как мы наблюдаем сегодня, – долгий и медленный процесс, в ходе которого происходят постепенные изменения во взглядах людей. При этом небольшие корректировки процентных ставок не будут иметь какого-либо предсказуемого влияния на общественное мнение; значительные же изменения в состоянии это сделать, но только потому, что потенциально они могут оказать разрушительное воздействие на экономику в целом.

Великая депрессия 1930-х гг. в значительной степени была результатом действий чиновников, отвечающих за денежно-кредитную политику, которые пытались с помощью процентных ставок стабилизировать ситуацию на спекулятивных рынках, хотя они нацеливались, главным образом, не на фондовый рынок, а на валютный. Страны пытались сохранить систему фиксированных валютных курсов, привязанных к золотому стандарту. Те страны, которые сдались раньше всех и бросили все силы на защиту своей валюты, первыми вышли из депрессии{325}.

Небольшое, но символичное, увеличение процентной ставки Центральным банком или иным органом с аналогичными функциями в тот момент, когда рынки, по их мнению, слишком переоценены, полезно, если сопровождается публичным заявлением, что оно направлено на ограничение спекуляций. В целом же власти не должны пытаться «проткнуть» пузырь, используя агрессивные меры по ужесточению денежно-кредитной политики.