Она показывалась не каждый день — так, иногда. Даш Дореш отказывалась верить: ясное дело, ведь это был секрет между отцом и дочерью. Алтамиранду вернулся к работе с удвоенным рвением и пылом. Погонщики быков, которые имели с ним дело в загоне для скота, выбирая быков на убой и продажу мяса в розницу, говорили, что у Алтамиранду одним винтиком стало меньше. Но это не делало его менее ответственным и внимательным к обязанностям и договорам. Одним винтиком меньше — но достаточно, чтобы жить и работать.

4

Несмотря на уговоры Лупишсиниу, на то, как умоляли его кумовья Каштор и Дива, полковник не смог остаться на праздник в новом сарае. Его решение не поколебала даже новость, подтвержденная капитаном Натариу да Фонсекой, о присутствии полковника Боавентуры Андраде — владелец Аталайи обещал появиться.

Но взамен сеу Карлиньюш Силва, новый представитель «Койфман и Сиу», главной фирмы — экспортера какао, возвращаясь после своего обычного объезда фазенд, отправился не прямиком в Такараш, а задержался в Большой Засаде, чтобы поучаствовать в гуляньях. Остановился он в Центральном пансионе.

Это что еще за новости — Центральный пансион? В краткой хронике возрождения Большой Засады уже не раз упоминался пансион Норы Пау-де-Ло. Приводились такие подробности, как цвет фасада, точное расположение — на углу улицы из хибар в Жабьей отмели. Про номер дома ничего не было сказано по той простой причине, что его не было, но греховные уста Турка Фадула воздали хвалу достоинствам проституток, занимавших комнаты в заведении. Вот еще одно доказательство того, что отчеты и доклады, претендующие на серьезность и объективность, на самом деле являются предвзятыми и дутыми. В пансионе Норы Пау-де-Ло жили падшие женщины, это было прибежище порока и разврата, потому он заслужил славословия и восхваления. А Центральный пансион, без сомнения, в силу своего семейного характера оказался обречен на забвение.

«Строго семейное заведение», — гласила табличка, прибитая к фасаду. Здесь приезжие, которым доводилось побывать в селении, могли получить по умеренным ценам кров и пищу. Две комнаты, в каждой — три походные койки и три маленьких оловянных тазика. В глубине двора — бочка с водой. Что еще можно сказать о преимуществах Центрального пансиона, принадлежавшего доне Валентине и сеу Жуке Невешу? Что дона Валентина, будучи одновременно хозяйкой, кухаркой, официанткой и горничной, подчас проявляла слабость к приглянувшимся ей постояльцам или набавляла цену за постой? Она не была ни красивой, ни уродливой, но статус замужней женщины придавал ей значимости и пробуждал желание. Впрочем, обо всех этих подробностях, как и о прожорливости клопов, предстояло узнать самим постояльцам.

Путаница с пансионами наконец прояснилась, и теперь стоит вернуться к сеу Карлиньюшу Силве — важному гостю. Внешностью и повадками он был полной противоположностью своему предшественнику. Насколько сеу Сисеру Моура был хлипким и педантичным, настолько сеу Карлиньюш был плечистым и порывистым во всех своих проявлениях.

Сарара с белобрысой курчавой шевелюрой и светлыми глазами, альбинос — злые языки утверждали, что он внебрачный сын Клауса Койфмана, основателя фирмы. Если это не так, то зачем тогда гринго отправил его еще мальчишкой учиться в Германию и содержал там не один год? После смерти Клауса главой фирмы стал его младший брат Курт, который сразу велел протеже прежнего начальника возвращаться в Бразилию. Считал ли он его внебрачным сыном? Сомнительно. Сукиным сыном — это точно. Молодой Карлиньюш вернулся в Ильеус в качестве сироты, сына покойной Бенедиты Силва, великолепной негритянки, которая прислуживала за столом и согревала германскую постель Клауса. Из веймарского студента он превратился в бухгалтера фирмы, экспортирующей какао, сделал карьеру.

Праздник в сарае приоткрыл неожиданную грань его личности — он был обучен всяким фокусам и любил демонстрировать свои познания на публике. У него были припасены и другие сюрпризы, как это станет ясно позже, в решающий час.

5

В силу разных причин все были едины во мнении — это самый крупный и самый лучший праздник, когда-либо виданный в Большой Засаде. Только представьте себе, что танцзал — а на этот раз он действительно заслуживал такого названия, — был освещен стеклянными лампами с подсвечниками — это роскошь с полок магазина, нововведение, ставшее в селении модным, заменив в некоторых домах свечи и фонари.

Вовсе не желая недооценить блеск гулянья и саму персону Педру Цыгана, справедливости ради надо сказать, что он был не единственным музыкантом, веселившим гостей на празднике. Выходцы из Эштансии принесли с собой инструменты: гитары, кавакинью, дудку — и сыграли разнообразный танцевальный репертуар, который был в моде в Сержипи. Слепой Тиагу и его сын Лукаш играли на гитарах, продемонстрировав, на что способны. Они приехали вместе с группой гостей из Такараша, в которую входили важные персоны соседнего местечка, приглашенные капитаном, Лупишсиниу, Фадулом, Баштиау да Розой. Тут был и начальник станции — сеу Лоуренсу Баптишта, телеграфист, сборщик пошлины, два или три коммерсанта, несколько проныр и Мара, содержательница борделя, в сопровождении четырех развеселых любительниц праздников.

Прибывшие с ближайших фазенд батраки с раннего утра ходили туда-сюда по ярмарке, стояли в очереди в пансион Норы Пау-де-Ло и в дверях хижин и лачуг Жабьей отмели — с вечера в честь праздника шлюхи решили «закрыть корзинки». Впрочем, в это воскресенье поголовье проституток возросло вдвое: они подтягивались из окрестностей, некоторые издалека, привлеченные новостью о грядущем кутеже, которая гремела во всех медвежьих углах долины Змеиной реки.

Никакие слова не могут описать успех сеу Карлиньюша Силвы, который продемонстрировал публике чудеса ловкости рук. Вызывая у пораженной публики взрывы смеха, смешанные с недоверчивыми возгласами, он довел ребятню до пределов ликования и страха. Оглушительный успех, и это не преувеличение — почти никто из присутствующих никогда раньше не видел театральных представлений, ничего не знал об иллюзионизме, магических фокусах и карточных трюках. Женщины крестились — Боже правый! — мужчины в испуге не знали, что и думать.

Сеу Карлиньюш Силва взмахнул рукавами пиджака и рубашки, и оттуда посыпались чудеса — все это видели, это было не какое-нибудь хвастовство, обычное в стане погонщиков. Не пользуясь руками, только силой мысли, служащий «Койфман и Сиу» переправил целый тостан из кошелька Гиду в ухо Эду, а из ноздрей Зе Луиша вытащил пять граммов сухого какао. Повторяя каббалистические слова: «фокус-покус», «симсалавим», «престо», «абракадабра» — и прочие жуткие заклинания, он кончиками пальцев извлек из декольте, аккурат промеж грудей сеньоры Валентины, носовой платок, который на глазах у всех оставил в торбе Аурелиу и оттуда он исчез, а ведь никто его и пальцем не тронул, — это было совершенно непонятно. Он творил всякие мелкие фокусы с картами — они мелькали у него между пальцами, появлялись, исчезали, снова появлялись. Червовый туз превращался в трефового короля, двойка пик становилась десяткой червей, а червовая дама вообще обнаружилась в распущенных волосах Бернарды. Он жонглировал мастями на глазах у изумленной публики, вытянувшей шеи в его сторону, желая увидеть все поближе, глядя и не веря своим глазам.