Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, можно шефу доложить. Он будет…
— …вне себя от радости, я бы…
— Ну, в смысле, тут все наверняка…
— Мы тут уже отметили. Ты там тоже парочку раздави.
— Так и сделаю. То есть почему бы и нет?
— Ладно, мне пора бежать.
— Что ж, спасибо, что выкроил время и… позвонил. У меня как гора с плеч. Знаешь же, я тогда могу… кое-что ускорить тут, оно давно не давало…
— Я пойду, ладно? В другой раз поговорим.
— Ладно. На днях увидимся.
— На днях, хорошо.
— Давай. Спасибо, что позвонил.
— Ага. Всего тебе.
— Тебе тоже всего. Пока.
Грэм вытащил кассету. И снова заиграло радио. Бирмингемская станция, старая песня Хьюи Льюиса. Не самая любимая притом.
28 апреля 1989 г.
— Я вижу, вы много снимаете. Показать дома жене и детишкам, как тут отпуск провели?
Грэм резко обернулся, ожидая лицом к лицу столкнуться с охранником в форме, но перед ним стоял коренастый темноволосый человечек с гуттаперчевой улыбкой, похожий на благодушного гоблина. Представился как Луи и объяснил, что он — коммивояжер из Бельгии. Протянул Грэму визитку.
— Здесь столько интересного, — ответил Грэм. — Все хочется запомнить.
— Вы правы. Это просто что-то невероятное, да? Знаете, день рождения Саддама Хусейна в Ираке всегда великое событие. Все автобусы в цветах, а в школах дети поют особые поздравительные песни. Но в этом году просто что-то особенное.
Первая Багдадская международная ярмарка военной продукции действительно оправдывала великолепие своего названия. На ней были представлены двадцать восемь стран, почти сто пятьдесят различных компаний установили свои павильоны и стенды: от фирм помельче вроде „Железных изделий“ или „Матрикс Черчилль“ до таких международных гигантов, как „Томсон-Си-эс-эф“, „Конструччионес аэронотикас“ и „Бритиш аэросиейс“. Собрались все звезды индустрии: независимый конструктор Джералд Булл показывал миниатюрную модель своего суперорудия на стенде „Астра холдинге“, французский торговец Юг де л’Эстуаль дружелюбно соперничал с главным помощником Алана Кларка Дэвидом Хэсти: кто из них выиграет контракт на разработку проекта „Фао“ — долговременной аэрокосмической программы, которая поможет Ираку создать свою авиастроительную базу; а Сержу Дессо — сыну великого Марселя Дессо, единолично создавшего все французское авиастроение, — иракцы аплодировали, как заезжей поп-звезде, когда тот входил в ложу на трибуне.
— Я думал, будет больше ограничений, — сказал Грэм, сильно переживавший, как он провезет в Ирак фотоаппарат, а теперь ругавший себя за то, что не взял видеокамеру.
Казалось, Луи удивился.
— Но почему? Это же не тайное сборище. Весь смысл как раз в том, чтобы все было открыто, чтобы с гордостью демонстрировать наши достижения. Со всего света собрались журналисты. Нам нечего скрывать. Никто не делает ничего незаконного. Мы все верим в сдерживание — каждая страна имеет право себя защищать. Вы не согласны?
— Согласен, конечно…
— Конечно согласны. Иначе ваша компания не отправила бы вас сюда представлять эти превосходные образцы современной технологии. Вы не проводите меня к своему стенду, кстати?
То, что Луи увидел в павильоне „Железных изделий“, явно произвело на него впечатление; техника сильно выигрывала по сравнению с довольно жалкими на вид станками 60-х годов, которые предлагали польские, венгерские и румынские участники выставки. Бельгиец обронил несколько намеков, что мог бы организовать тут сделку кое с какими иракскими покупателями; но намеки так и остались смутными. Сам же он, судя по всему, проникся к Грэму симпатией и несколько следующих дней выступал его неофициальным гидом. Сводил на трибуну для особо важных гостей, чтобы посмотреть, как иракские летчики показывают на своих „МиГах-29с“ такие трюки, что волосы дыбом вставали, а иным зрителям приходилось падать наземь — так низко проносились над трибунами самолеты. (Не удалось только одно представление: египетский пилот по ошибке пролетел над президентским дворцом, и его немедленно подбили республиканские гвардейцы; его „Альфа-джет“ рухнул на жилой район Багдада; погибло около двадцати гражданских лиц.) Луи познакомил Грэма с полковником Хусейном Камилем Хасаном аль-Маджидом, восходящей звездой партии Баатх, главным организатором всего этого мероприятия: тот встречал гостей в огромном павильоне, напоминавшем шатер кочевников. Луи всегда был под рукой, если требовалось познакомиться с кем-то из поистине влиятельных фигур: например, Кристофером Дрогоулом и Полом Ван-Веделем, американскими банкирами из „БНЛ-Атланта“, предоставившими Ираку долгосрочные займы на четыре миллиарда долларов.
— Вы заметили их часы? — спросил Луи.
— А что у них с часами?
— В следующий раз при встрече присмотритесь внимательнее: заказное швейцарское производство. На циферблате — портрет Саддама Хусейна. Его личный подарок — большая честь, я полагаю. Очень немногие здесь, человека три-четыре, были ее удостоены. По-видимому, мсье де л’Эстуаль. И само собой, ваш мистер Уиншоу.
Грэм попытался скрыть неожиданный всплеск интереса.
— Марк Уиншоу из „Авангарда“?
— Вы с мистером Уиншоу знакомы, я полагаю? Вы ведь как-то раз занимались с ним бизнесом?
— Да — пару раз от силы. А он, случайно, сейчас не здесь?
— О, конечно же здесь, какие сомнения? Но ему не нравится держаться на виду, как вы знаете. Кстати, я сегодня вечером с ним ужинаю. Передать ему от вас привет?
— Будьте так добры. — Грэм чуть помедлил, потом задал вопрос в лоб: — Встреча деловая, я полагаю?
— В действительности, — ответил Луи, — мы оба принадлежим к некой организации: нечто вроде весьма элитарного клуба. Она занимается преимущественно техническими вопросами. Мы регулярно встречаемся и обсуждаем проблемы безопасности производства и распространения наших систем вооружения.
Грэм знал, о какой организации тот говорит: ЕЗОП, „Европейцы за оружейную безопасность“. Удивило его другое — что Марк тоже в нее входит. Он никогда не думал, что у Уиншоу есть время на подобные вещи.
— Как бы то ни было, — продолжал Луи, — мне кажется, сегодня о делах мы говорить не будем. Я ожидаю, что событие окажется больше светским. Вы тоже должны быть там, мистер Пакард. Вы будете очень и очень желанным гостем.
Грэм принял приглашение.
В глубине одного из тихих и дорогих ресторанов в центре Багдада была зарезервирована небольшая комната. Гостей присутствовало всего пятеро: Марк, Луи, Грэм, сурового вида голландец и горластый немец. Кухня — французская (присутствовавшие не скрывали своего отвращения к восточной), шампанское — коллекционное („Рёдерер Кристал“ 1977 года) и в изобилии. Каждому прислуживала персональная официантка — хорошенькая миниатюрная филиппинка; все они хихикали и проявляли видимое удовольствие, если рука гостя скользила им под мини-юбку или хватала за грудь, когда они пытались подать очередное блюдо. Официантку Грэма звали Люсила; насколько он понимал, никто больше не побеспокоился узнать имена остальных. Его посадили между Луи и Марком, который вел себя заметно менее сдержанно и настороженно, чем в их прежние встречи. Он безостановочно болтал о своей работе и Багдадской ярмарке — о том, как хорошо она демонстрирует милитаристские амбиции Саддама тем, кто достаточно наблюдателен, чтобы это заметить. Грэм записывал беседу на тоненький диктофон во внутреннем кармане пиджака: приходилось тщательно следить за временем, чтобы выскальзывать в туалет всякий раз, когда требовалось перевернуть кассету (с собой он принес две девяностоминутки), иначе машинка отключилась бы с предательским щелчком.