– Благоразумно ли рассказывать эту историю Ивону? По правде – нет. Если красотка и не изменила ему, то все же она как-то связана с людьми, поджарившими судью. К чему возмущать покой друга воспоминаниями о женщине, которая мне кажется чистым дьяволом? Решительно, не скажу ни слова Бералеку. Ба! ба! Да ведь не бог весть какое горе. Он найдет другую… ягодка еще созреет.

И молодой человек молчал.

Несколько дней спустя Ивон и Кожоль, получив под свое начальство отдельный отряд, удалились из Ренна.

Вскоре вспыхнуло великое восстание шуанства, и для наших друзей прошло много долгих месяцев в жестоких сражениях и несчетных трудах. Четыре года протекли в постоянных военных действиях.

Однажды утром Бералека потребовали к Великому Дубу, – прозвище Жоржа Кадудаля. Он только что получил письмо от аббата Монтескью, требовавшего от вождя шуанов прислать к нему энергичного воина… и особенно красавица… которому можно было поручить очень деликатное дело. И Кадудаль выбрал Ивона. Вождь отправил его в Париж, дав предварительно несколько нужных наставлений, как добраться до аббата, скрывавшегося в двадцати убежищах и под сотнями нарядов.

Когда кавалер отправился в путь, сердце его было вполне свободно от любви. Если его иногда и тревожило воспоминание о Елене, то оно всегда было отравлено презрением.

Через восемь дней пути верхом, утром, на рассвете, Ивон вступал в Париж. Мы видели его на улице Пла-д’Этен у аббата, поручившего ему соблазнить любовницу Барраса. И на балу в Люксембурге Ивон узнал в падшей женщине Елену, красота которой сияла еще ослепительнее после четырех лет разлуки влюбленных. Четверть часа спустя Ивон пал под ударами убийц, подстерегавших его на улице Сены. Очнувшись от продолжительного обморока, он увидел у своего изголовья прелестную Лоретту. Отвращение кавалера к мадемуазель Валеран после встречи с нею у Барраса стало еще сильнее. И так, с сердцем, освобожденным от первой любви, он обратил все свои чувства на грациозную госпожу Сюрко. Время летело незаметно в этом приятном занятии, и кавалер и думать забыл о проектах Монтескью, пока аббат лично не явился к хозяйке магазина и рассказал о сокровище Сюрко. Молодые люди трепетали, имея новые доказательства тайной опасности и совсем иначе относясь теперь к рослому болвану, называвшему себя Лебиком.

Что крылось в замыслах Лебика, смутившегося при имени Баррасена? Ивон скоро должен был узнать это, притворяясь погруженным в глубокий сон, когда Лебик укладывал его на постели рядом с Лореттой.

* * *

Прежде чем открывать секрет, напомним, что же произошло с Кожолем.

На другой день после отъезда кавалера он пустился в путь, говоря себе:

– Мой друг нужен мне. Без него я не могу жить. Если его ждет какая-нибудь неприятность, то справедливость требует, чтоб и я получил свою долю.

Мы видели графа с Ивоном в гостинице «Страус», когда Пьер назвался именем друга, чтоб провести любопытного болтуна Жаваля. Под этим же именем Кожолья знал Фуше, разыскивающий аббата, чтоб продать себя подороже. Имя Бералека подарило ему рандеву в Люксембурге, где Пьер взял то… что назначалось другому. Читатель не забыл его бегства из сада, его ночного вторжения к веселой Пусете, возлюбленной Точильщика – Шарля, пославшего через двадцать четыре часа за Кожолем, чтоб запереть в глубоком подземелье. Там он нашел Лабранша, старого служителя своей семьи, которому когда-то поручил свою мать и сестру и от которого узнал об их гибели на эшафоте.

Кожоль проводил длинные дни и ночи в этом тайном месте, все придумывая средства к побегу и отказываясь назвать своему тюремщику имя женщины, с которой встречался в Люксембургском саду.

Напуганный постоянной угрозой бегства, Ангелочек сначала отнял у своего пленного Лабранша. Позже, успокоившись, он опять возвратил графу его слугу, который явился еще более мрачным, еще более истомленным страданиями, но пылающим дикой жаждой мести своей жене.

– Так у тебя есть жена? – воскликнул Пьер, удивленный этим известием.

И добавил:

– Красива она?

– Ей пятьдесят лет.

– Однако это возраст мудрости. Что она могла сделать, чтоб навлеч на себя твой гнев?

– Вы хотите знать?

– Да, если я тебя спрашиваю!

– Ну так слушайте! – ответил лакей.

Теперь возвратимся к нашему рассказу. Читатель узнал достаточно, чтоб понять дальнейший ход событий.

Вернемся в комнату, где мы оставили Бералека подле белокурой хозяйки магазина, спавшей тяжелым, беспробудным сном. Неподвижно, с закрытыми глазами и подражая мерному дыханию спящего, Ивон не шевельнул ни одним мускулом, чувствуя, как обвивались вокруг его шеи обнаженный ручки Лоретты, поддававшейся движениям Лебика. Нежное дыхание спящей ласкало его лицо, он чувствовал волнующее прикосновение груди обожаемой женщины к его плечу. Горячечный бред воспламенил его сознание, и Бералеку пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтоб не сжать в страстных объятиях прекрасную возлюбленную. Но Ивон питал к Лоретте чистое, глубокое чувство любви, полной самоотвержения, преданности и почитания. Прежде всего он решился во что бы то ни стало спасти вдову от неведомой опасности.

«Спи спокойно, моя дорогая, я храню твой сон», – думал молодой человек, сдерживая желания, которые на минуту отуманили его голову.

Сильно рискуя, Бералек продолжал свою игру. Он чувствовал, что Лебик смотрит на него и не задумываясь применит силу, если поймет, что сон Ивона притворен.

Придавши влюбленным то, что он называл «анакреонтической позой», гигант произнес с грубым смехом:

– Теперь и другие могут явиться.

Затем он сел и молча прислушивался к дыханию спящих.

«Кого он ждет?» – спрашивал себя Бералек.

Для кавалера, знавшего, что спасение зависит от неподвижности, время тянулось очень долго… и, добавим, тем дольше, что он ощущал странное, томительное волнение, вынужденный оставаться недвижим рядом с Лореттой. Она вдруг заметалась во сне; обрывки слов замерли на ее улыбавшихся устах, и легкое дыхание донесло до уха молодого человека его собственное имя, а ручки теснее обвились вокруг его шеи. Сон молодой вдовушки рисовал ей храброго красавца, обещавшего ей свое покровительство. Личико Лоретты было так близко от Ивона, что, казалось, умоляло о поцелуе. Он уже готов был коснуться устами маленького ротика и вдохнуть в себя ее любовное дыхание… но сумел обуздать себя: Лебик бодрствовал.

Послышался смех мошенника.

– Э-э! – громко проговорил он. – Я думаю, что гражданка видит во сне не черных кошек или каких-нибудь неприятных животных.

В эту минуту часы пробили два.

– Дьявольщина! Они опоздали, – заворчал Лебик, уверенный, что молодые люди спят, и потому не стесняясь рассуждать вслух.

Чтоб как-нибудь скоротать ожидание, он вспоминал одно за другим все события вечера.