Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искренне Ваш,
Родерик Аллейн.
Аллейн запечатал письмо, написал адрес и взглянул на часы в гостиной. Десять утра. Самое время снова заглянуть к мистеру Гордону Палмеру, который час назад еще крепко спал. Аллейн поднялся на лифте на третий этаж. Любопытный взгляд лифтера говорил о том, что тайна его личности уже раскрыта. Он подошел к номеру Гордона, постучал и вошел в комнату.
Гордон лежал в кровати, но не спал. Вид у него был хмурый и опухший.
– Доброе утро, – поздоровался Аллейн. – Неважно себя чувствуете?
– Хуже некуда, – буркнул Гордон. Взглянув на Аллейна, он нервно покусал губы и добавил: – Простите за вчерашний вечер. Вы не вернете мне ключи? Я хочу встать.
– Я отпер вашу дверь час назад, – ответил Аллейн. – Вы не заметили?
– У меня так трещит голова, что я боюсь даже шевельнуться.
– Много вчера приняли?
Гордон промолчал.
– Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Господи! – воскликнул Аллейн. – Что же с вами будет дальше? Превратитесь в дряхлую развалину. Впрочем, дело ваше.
Гордон попытался улыбнуться.
– С другой стороны, – добавил Аллейн, подняв одну бровь и внимательней вглядевшись в юношу, – не могу сказать, что вы безнадежны. Да, у вас прыщи и нездоровый цвет лица – спасибо алкоголю и плохому сну, – но если вы как следует прочистите желудок и легкие, а заодно укрепите нервы, у вас будет вполне приличный вид.
– Хм, благодарю.
– Думаете, я груб? Я старше вас на двадцать пять лет. Сорокадвухлетний джентльмен может позволить себе немного дерзости. Особенно если он полисмен. Кстати, вы хотите проблем с полицией?
– Не особенно, – ответил Гордон с ноткой юмора в голосе.
– Тогда с чего вам взбрело в голову сбежать? Вы навсегда испортили фигуру сержанту Кассу. Теперь он стал похож на полногрудую матрону.
– Неужели? Потрясающе!
– Потрясающе! – передразнил Аллейн. – Очередная глупость. Будет потрясающе, приятель, если вас надолго засадят за решетку.
Гордон беспокойно шевельнулся.
– Выкладывайте, – продолжал Аллейн, – что вас заставило дать деру? Страх?
– Да, я испугался, – с легкостью признал Гордон.
– Чего? Что придется отвечать за слова о Кортни Бродхеде? Боялись, что полиция заставит вас подтвердить свою версию о краже?
– Это не моя версия.
– Мы так и подумали. Ливерсидж навешал вам на уши лапшу, верно? Ну да, конечно. И вы испугались, что мы это узнаем?
– Да.
– Понятно. Решили оттянуть неприятный момент?
– Знаете, сидеть в той комнате было невесело. Ждать неизвестно чего, час за часом. Я замерз.
Глаза Гордона расширились. Он стал похож на испуганного школьника.
– И потом, раньше я никогда не видел… мертвых, – пробормотал он.
Аллейн задумчиво взглянул на юношу.
– Да уж, – протянул он, – зрелище не из приятных, правда? Мурашки по коже?
Гордон кивнул:
– Немного.
– Бывает, – подтвердил Аллейн. – Со временем пройдет. Не хочу читать вам нотации, но алкоголь тут не поможет. От него только хуже. Значит, вы удрали от сержанта Касса из-за мандража в гардеробной?
– Там было так тихо… А снаружи, на сцене – он, холодный, неподвижный…
– Что за ерунда! – воскликнул Аллейн. – К тому времени его давно уже увезли, дурачок. Ладно, расскажите, что вам сказал Ливерсидж, когда вы ушли со сцены после убийства.
– Фрэнки?
– Да. В коридоре между гримерными, до того как вы пошли в гардеробную.
– Он… он… Кажется, он спросил… помню ли я, о чем мы говорили.
– Что он имел в виду?
– Наш разговор о Кортни и деньгах.
– А теперь хорошо подумайте и отвечайте правду. Это очень важно. Кто первым предположил, что деньги мог украсть Бродхед, – вы или мистер Ливерсидж?
– Конечно, он, – без раздумий ответил Гордон.
– Прекрасно.
Аллейн сидел у кровати, внимательно разглядывая юношу. Он снова подумал, что, возможно, его испорченность не так уж глубока. «Это как глянцевая корочка на плохо пропеченном пироге, – подумал он. – А последние события надавили на него так, что корка пошла трещинами. На самом же деле он еще почти ребенок. Наверное, зачитывается детективами». И вдруг Аллейн спросил:
– Скажите, вам интересна моя работа?
– Да… Чисто теоретически, – ответил Гордон.
– Меня удивило ваше поведение вчера вечером. Так дерзко и задиристо. Смело наброситься на Бродхеда! Решительный поступок.
– У меня не было времени подумать. Все казалось каким-то нереальным. Словно не на самом деле. Так, немного щекотало нервы, и все.
– Понимаю. Очевидно, вы из тех людей, которых шок заставляет рикошетом отскакивать в сторону, словно мячик от стенки. Никогда не знаешь, куда он полетит и где потом остановится.
– Пожалуй, – согласился Гордон, развеселившись от этого сравнения. – Очень похоже на меня. Действительно, я…
– Это обычная реакция, – перебил его Аллейн. – Нетрудно догадаться, как она могла сработать в вашем случае. Практически у вас на глазах убили человека, но, вместо того чтобы биться в истерике, как мисс Гэйнс, или сделаться больным, как мистер Мэйсон, вы впали в ступор и потеряли ощущение реальности. Ваш мозг был словно одурманен, а в голову настойчиво полезли мысли о поступках Кортни Бродхеда. Вы вспомнили разговор с мистером Ливерсиджем, тем более что он сам недавно напомнил вам о нем за кулисами. Все еще пребывая в ступоре, вы стали сопоставлять факты и были поражены их безупречной логической связью, которая, к сожалению, гораздо чаще встречается в детективных романах, чем в реальной жизни. И тогда вы решили прямо обвинить Бродхеда, в надежде, что, застигнутый врасплох, он выдаст себя сам. Типичное поведение наивного подростка. В этом смысле оно очень интересно. Проекция фантазий в духе «царя горы» – не помню, как это называется в психоанализе.
Он сделал паузу. Гордон сидел с красным лицом и молчал.
– Через некоторое время, – продолжал Аллейн, – вы остыли и вернулись с небес на землю. Теперь у вас было время подумать. Когда все остальные ушли из комнаты и под присмотром Пакера остались только вы и мистер Уэстон, у вас, как вы сами сказали, забегали по спине мурашки. Вам стало так плохо, что, когда за вами прислали, вы ударились в бега. Возможно, для этого была какая-то дополнительная причина: например, вы вспомнили какое-нибудь важное обстоятельство, которое могло пролить свет на дело.
Не спуская глаз с юноши, Аллейн подумал: «Странно, он меняет цвет, как хамелеон. Если побледнеет еще больше, то упадет в обморок».