Беверн с 40-тысячной армией будет ответствен за это и предупредит о любом движении с юга против Бранденбурга. Фридрих поведет остальную часть прусской армии, сократившуюся к тому моменту до 25 000 человек, на запад. Он найдет И разгромит французскую и имперскую армии, усилить которую французы и идут. Нельзя допустить их объединения с французскими силами, противостоящими Камберленду. После удачного сражения он мог бы двинуться на север, чтобы поддержать ганноверцев.

Фридрих объявил, что очень разочарован тем, как до сих пор проявляло себя правительство Британии. Разве не могли британцы организовать тревожащие атаки французского побережья? Конечно, нельзя бросить на произвол судьбы находившегося в Германии герцога Камберленда, сына короля Георга II, — Фридрих в июле сказал Митчелу, что он «пе может поверить в то, что Англия будет покорно сидеть сложа руки». Король часто напоминал ему о действиях Мальборо — усиление войск Камберленда британской армией было бы самым эффективным способом для улучшения ситуации. Он говорил, что связал себя союзническими узами с Англией в период ее заката, а колебания Британии связывал с ее нежеланием восстанавливать против себя Россию. Митчел сочувствовал ему, а британской эскадры, направляющейся на Балтику, по-прежнему не было. В это время русские осадили и взяли Мемель. Затем, 26 июля, французы разгромили при Хастенбеке-на-Везере войска Камберленда.

Фридриху оставалось только надеяться, что его войска под командованием Левальда, размещенные в Тильзите для защиты Восточной Пруссии, не дрогнут перед русской армией, превосходящей их численно. Он со всех сторон окружен врагами, которых король Пруссии презирал. «Принц Карл, — писал он Кейту 11 августа, — пьет, ест, смеется и лжет!., о, каким наслаждением будет стереть с лица земли этот высокомерный, заносчивый род!» Фридрих воспринял от Митчела информацию о намерениях Британии предоставить ему субсидию[208] с подобающей благодарностью, однако посол был в угнетенном состоянии, его тревожили военные перспективы Пруссии. Митчел чувствовал, что Фридрих, находясь в таком отчаянном положении, мог оказаться вынужденным вновь искать согласия с Францией, что стало бы катастрофой для Англии.

Фридрих, собрав свои войска, меньшие по численности тех, которые он передал Беверну, двинулся маршем на запад, чтобы встретить и рассеять французов и имперцев. 25 августа он покинул Циттау и направился через Саксонию на запад. Успех этого предприятия во многом зависел от поведения противника: если тот начнет избегать встречи, то нужного удара не получится, и Фридрих будет вынужден отказаться от особо важной для кампании территории. Он надеялся, что Камберленд скует французов на севере, а также на относительную пассивность Дауна. Мощный, состоявший главным образом из кавалерии авангард двигавшейся на запад армии Фридриха возглавлял Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц, быстро продвинувшийся по службе и хорошо зарекомендовавший себя под Колином. Зейдлиц был на девять лет моложе Фридриха и слыл в кавалерии помимо всего прочего beau sabreur[209] — высокий, стройный, щеголеватый, прекрасный наездник, обладающий знаменитым, мгновенно возникающим «чувством» тактического положения, практик безо всяких интеллектуальных претензий, сердцеед и живая легенда армии. Фридрих очень любил Зейдлица и смотрел с некоторым благоговением на независимого, обаятельного и одаренного молодого офицера. Зейдлиц, несомненно, был тем человеком, который мог возглавить дерзкую операцию, а экспедиция Фридриха на запад вполне могла обернуться именно таковою.

Пруссаки шли через Северную Саксонию, Эрфурт, Готу, а противник так ничего и не предпринимал в ответ. Марш напоминал триумфальное шествие, и Фридриха повсюду встречали с любопытством и большим энтузиазмом. Но сражения все не было. В Готе короля ждали тревожные новости: австрийцы двинули часть сил из Лусатии на север и начали наступление непосредственно на Пруссию. Численность их армии неизвестна.

* * *

Фридрих, окруженный противниками, неизменно надеялся, что в какой-то момент появится возможность заключить мир на благоприятных условиях, хотя военная ситуация, в которой он оказался, делала это маловероятным. Тем не менее, по его мнению, было желательно поддерживать связи, несмотря на хаос и тревоги войны. 6 сентября король написал герцогу де Ришелье, принявшему командование французской армией на севере у д’Эстре, вежливое письмо. Фридрих понимает, что Ришелье в настоящее время не уполномочен вести переговоры, но племянник великого кардинала, несомненно, природой предназначен и для подписания договоров, и для побед в сражениях! Союз между Францией и Пруссией, сохранявшийся шестнадцать лет, должен оставить «quelques traces dans les esprits»[210]. Послание, полное комплиментов, явилось призывом изучить возможности установления мира. Такой ход не мог порадовать Лондон.

Едва ли Фридрих слишком рассчитывал на положительный ответ. Ришелье писал с не меньшей вежливостью в том духе, что сделать вклад в установление всеобщего мира вместе «с таким героем, как Ваше Величество», было бы, несомненно, даже предпочтительнее для короля Франции, чем одержать победу, но герцог не представляет, как можно выполнить «столь желательную задачу!». Переписка продолжалась, сдержанная и вежливая. В действительности же Ришелье был на пороге выполнения еще более желательной задачи. Его войска вошли в Ганновер. Войска Камберленда после сражения под Хастенбеком были прижаты к побережью Германии, и герцог Камберлендский получил от отца, короля-курфюрста, разрешение подписать в Клостерцевене с французами соглашение о капитуляции, после чего боевые действия будут прекращены[211], а войска Камберленда распущены. Французы же могут действовать по своему усмотрению.

Клостерцевенская конвенция в определенной степени стала продуктом переговоров двух очень набожных графов-лютеран, Линара и Реусса. Пруссаки перехватили письмо Линара. В нем говорилось, что мысль о конвенции пришла к нему по воле Святого Духа, пожелавшего остановить продвижение французов, как однажды Иисус Навин заставил солнце остановиться в своем беге, чтобы не дать проливаться ганноверской крови. «Мы могли бы поместить Линара где-нибудь между Иисусом Навином и солнцем», — резко бросил Фридрих. Он воспринял это известие, отметил Митчел, спокойнее, чем предполагали, но сообщение о капитуляции, поступившее к нему 17 сентября, стало зловещим событием. Он вошел в Готу и получил известие, что австрийцы приближаются к Берлину, хотя это оказалось не более чем обычным набегом и они пробудут там всего один день — 16 октября. На востоке Левальд 30 августа провел тяжелое сражение с русскими под командованием Апраксина у Гросс-Егерсдорфа, недалеко от Кёнигсберга. Оно принесло тяжелые потери обеим сторонам. Судьба Восточной Пруссии оставалась неясной.

Фридрих запретил много говорить о ситуации на Русском фронте, безуспешно пытаясь уменьшить количество плохих известий, скрывая их. Он понял, что должен отменить марш на запад, изменить направление, перераспределить силы в соответствии с новыми обстоятельствами. Король отдал распоряжение о переезде прусских министров и королевской семьи из Берлина в Магдебург. В день получения известия о сражении у Гросс-Егерсдорфа он написал письмо Ришелье. Теперь было совершенно ясно, что с