Фридрих потерял менее 6000 человек, включая большое число легко раненных; его первые подсчеты носили оптимистичный характер, по ним его потери составили 2000 человек убитыми и ранеными[220]. Австрийцы потеряли 10 000 человек, и еще 12 000 были взяты в плен. Победа Фридриха была полной.

Войска продемонстрировали боевой дух, великолепную дисциплину и четкое взаимодействие между всеми видами. Совершенство выучки и порядок на марше, который поддерживала громадная масса людей, означали, что точная дистанция и график движения соблюдались в соответствии с замыслом Фридриха. Это свидетельствовало о прекрасной организации и подготовке. Командиры показали достойную похвалы инициативу, действовали, как Фридрих всегда их учил, исходя из непосредственной ситуации, которую они могут оцепить быстрее и точнее, чем более высокое командование, каким бы одаренным оно ни было; контратака Дрейзена была предпринята на его собственный страх и риск. За этим стояли очень хорошая подготовка и высокий моральный уровень. Ведь всегда можно найти уважительные причины для колебаний и пассивности.

Противник недавно добился успеха, нанеся пруссакам ощутимое поражение под Швейдницем и Бреслау. Он упивался победой. А теперь австрийцы сами были сильно биты, причем врагом, численно им уступавшим. Однако побеждены они были одним из величайших полководцев. Фридрих спланировал сражение и полностью лично контролировал его ход. Один растерянный молодой офицер авангарда, практически окруженный австрийскими и саксонскими всадниками, у которого едва оставались силы удерживать знамя, вспоминал, как Фридрих неожиданно подскакал к нему. Его голос, который невозможно было спутать ни с чьим другим, словно посылал электрические разряды в ряды солдат: «Эй, дети, глядите бодрей (frisch heran) и с Богом вперед!» Он прекрасно рассчитал по времени все передвижения армии и безукоризненно оценил ситуацию с начального ложного выпада против центра и правого фланга австрийцев до бешеной скачки к мосту в Лиссе. Французы были буквально сметены с поля у Росбаха; а теперь и австрийцы искали, куда бежать из Силезии. Это был триумф, Фридрих разбил армии двух из наиболее значительных государств, входивших в коалицию его врагов. Это сражение, как сказал Наполеон, одно ставит Фридриха в ряд величайших полководцев всех времен.

В армии Фридриха, как и в большинстве германских армий, любили петь. В то время, когда прусские войска, еще с трудом верящие в масштаб своей победы, начали строиться и уходить с покрытого снегом поля, неожиданно послышался одинокий пронзительный голос солдата. К нему почти сразу же присоединилась вся армия в едином великом порыве благодарности и облегчения, который увлек и оркестры полков, грянувшие величественный гимн Ринкарта, который впоследствии будет известен как гимн Лейтена, — «А теперь все вместе возблагодарим Господа…»:

Nun danket Alle Gott

Mit Herzen, Mund und Händen!

Der grosse Dinge thut

An uns und allen Enden[221].

Глава 14

ОМЕРЗИТЕЛЬНЫЙ ТОРГ

Австрийцев гнали мимо степ Бреслау, который 20 декабря капитулировал со всем своим гарнизоном в 17 000 человек[222]. За ним неделей позже последовал Лигниц с гарнизоном в 3400 человек. Полнота победы радовала душу; инструкции Фридриха Цитену, возглавлявшему преследование, касались «grösster Confusion und Consternation»[223] врага. Его письма были наполнены духом победы, особенно к Вильгельмине, все больше и больше угасавшей. Он надеялся ее порадовать: «Adieu та chère, та charmante soeur»[224]. Единственной надеждой и утешением, которые остались ему, — поцеловать ее перед смертью. (Она умерла в том же году.)

Фридрих прекрасно понимал, что этот час триумфа пройдет, а сделать еще предстоит многое. Тем не менее он чувствовал себя уверенно и был обнадежен, но не возносился. «Он говорит, — писал Митчел, — со скромностью героя, чья слава не зависит от улыбок или насмешек судьбы». Король, как всегда, свободно критиковал любого, невзирая на лица. Кейту, прославленному ветерану, он 17 декабря написал о его неудачном и роковом решении отступить от Хемница к Лейпцигу: «Благодарение Господу, что ты еще не выполнил этот план, что заставило бы меня подумать, что ты потерял голову!» Поздравления от Августа Вильгельма были приняты с прежней суровостью: «Хотя ты и не мог командовать, но для твоей репутации было бы лучше, чтобы ты по крайней мере там присутствовал». Он высмеял, хотя и мягко, принца Генриха: «Все люди делают глупые вещи (sottises)! Просто лучшие из них делают наименее прискорбные!» Фридрих также сказал Генриху, что тот видит общую обстановку в слишком мрачных тонах — «trop noir». Он отдал распоряжение Подевильсу в Магдебург о переезде королевской семьи в Берлин. В это время Митчел заподозрил, что Генрих вынашивает некий собственный замысел переговоров с французами, не поставив в известность Фридриха. Он всегда топко чувствовал ревность Генриха к королю.

Месяцы, последовавшие вслед за Лейтеном, преподнесли немало примеров, подтверждающих стратегический характер проблем, стоявших перед Фридрихом, и наличие у него большого количества врагов. Они также показали, насколько легко просчитаться в выборе приоритетов.

Фридрих надеялся, что французы получили под Росбахом достаточно ощутимый щелчок и их повторное вторжение в Южную Германию стало маловероятным. Имперцы теперь почти ничего не значили. На севере, однако, куда он двинулся после Росбаха и Лейтена, Фердинанд Брауншвейгский с армией, состоящей из ганноверцев, брауншвейгцев и пруссаков, все еще вел кампанию по защите Ганновера, которая состояла из маршей и маневров, призванных угрожать французам с разных направлений и не дающих им возможности укрепиться на позициях. Конечная задача — заставить их отойти на запад. Фридрих, рекомендовавший Фердинанда в качестве командующего объединенными войсками, внимательно наблюдал за ходом событий, часто с тревогой. Он посылал письма, содержавшие оперативные советы или возражения. Они никогда не вносили напряженности в отношения между этими людьми. Фердинанд был свояком Фридриха, братом одинокой, несчастной королевы Пруссии, но это нисколько не помогло бы ему, будь его личные способности не столь выдающимися.

Тем не менее Фридрих активно вмешивался в детали проведения кампании. Фердинанд, писал Фридрих, при определении направлений передвижения находился под влиянием ганноверцев. Он пошел на Целль: было бы лучше идти на Ниенбург и Минден, что могло расколоть силы противника. Такого рода замечаний было много. Фридрих делал их безукоризненно вежливо, к тому же он был щедр на похвалы, когда считал, что они заслуженны. Король называл Фердинанда топ сher Ferdinand[225].

Фердинанд, как и планировал, в конце концов, маневрами вынудил французов пойти на запад, прочь из Вестфалии. «Стоит вам повернуть к Падерборну, как они побегут к Дюссельдорфу и Рейну», — наставлял его Фридрих в марте 1758 года. И не ошибся. Он с гневом