Он задрожал еще сильнее.

Мотыльки-близнецы поплыли к нему.

– Тебя что, парализовало, Попс?

Он обернулся с судорожной торопливостью, запнулся. Вслепую нашарил бутылку бренди, плеснул дрожащей рукой в стакан, поставил его на стойку и сделал шаг назад.

– Какого черта ты там вытворяешь?!

Попс не услышал сердитого вопроса и не заметил, что Сол движется к нему. Он просто стоял, прижимаясь к стене изо всех сил и наблюдая, как сотканные из пудры пальцы обхватывают стакан, будто дымные щупальца, и слушая резкий горестный смех летучей мыши.

– Не получается, силы пока не хватает.

Мотыльки и что-то белое, обрамленное красным, прямо под ними опускалось по направлению к бренди.

Внезапно что-то едва осязаемое дотянулось до Сола. Хотя над стойкой не было видно руки, стакан дрогнул, тонкий ручеек бренди пролился на столешницу.

– Какого черта? – выругался Сол и сам же объяснил: – Чертовы грузовики, от них тут все трясется.

А Попс тем временем слышал пронзительный голос летучей мыши.

– Так-то лучше, Попс. – А потом вкрадчиво, но с нажимом: – Что у нас на сегодня, Попс? Где тут девушка может поразвлечься? Кто этот высокий, темный и симпатичный, что ушел недавно? Вы называли его Мартин.

У Сола лопнуло терпение, и он решительно шагнул к Попсу:

– А теперь, будь так добр, объясни…

– Подожди! – Попс выбросил руку и с такой силой сжал запястье Сола, что тот поморщился. – Она встает, – прошептал старик. – Сейчас пойдет за ним. Мы должны его предупредить.

Сол метнул острый взгляд в ту сторону, куда смотрел Попс. Потом с тихим рычанием стряхнул с запястья пальцы старого бармена и сам схватил его за руку:

– Слушай, Попс, ты что, и правда балуешься травкой?

Старик попытался освободиться:

– Говорю тебе, мы должны его предупредить. Сейчас она выпьет побольше, наберет достаточно силы, чтобы он ее заметил, и начнет пихать ему в голову свой бред насчет разбитой бутылки.

– Попс!

Крик в самое ухо парализовал старика. Он стоял молча, но неколебимо, пока Сол говорил:

– Может, на Вест-Мэдисон-стрит и есть чокнутые владельцы баров, которые ничего не имеют против чокнутых барменов. Может, и есть, я не знаю. Но тебе придется их поискать, если не прекратишь выкидывать эти придурочные фортели и болтать про Бобби и разбитое стекло. – Его пальцы стиснули бицепс старика. – Понятно?

В глазах Попса по-прежнему плескался ужас. Но старик скованно кивнул дважды.

* * *

Для Мартина Беллоуза вечер начался с тягостного предчувствия, но через некоторое время стал легким, как облака бриллиантовой пыли в свете уличных фонарей. Беседа с Солом и Попсом странным образом его напрягла, но он постепенно вырулил из этого настроения, дрейфуя из кабака в кабак, периодически угощая какого-нибудь прилично выглядевшего парня и позволяя угостить себя в ответ, заигрывая с девушками, стоящими позади барных стоек, и исподтишка разглядывая тех, кто находился по его сторону. В пятом кабаке после восьмого стакана он обнаружил, что выбрал одну.

Она была невысокая и гибкая, с волосами как зимний рассвет, в блестящем облегающем платье, закрытом по самую шею, но кое-где открывавшем взору полоску сладкой плоти. В темных дружелюбных глазах сквозило озорство, а гладкая кожа лица напоминала бледную замшу. Мартин улавливал слабый аромат гардении. Он обнял девушку, легко поцеловал под уличным фонарем, не закрывая глаз. И в этот миг увидел на ее лице изъян. Тончайшая бледная линия, словно нить паутины, начиналась у левого виска, пролегала по левому веку, задевала переносицу и пересекала правую щеку. Шрам только подчеркивает ее красоту, подумалось Мартину.

– Ну, куда пойдем? – спросил он.

– Может, в «Томтомз»?

– Туда пока рановато. – А потом: – Стой! Тебя зовут Бобби. Я это имя слышал от Попса… Держу пари, ты…

Она пожала плечами:

– Попс болтун.

– Ну конечно! Попс разливался о тебе соловьем. – Мартин нежно улыбнулся ей. – Заявил, что ты ходячее зло.

– Правда?

– Но пусть это тебя не беспокоит. Попс вконец чокнутый. Ну и ну, только сегодня вечером…

– Ладно, пойдем куда-нибудь еще, – перебила она. – Мне нужно выпить, котик.

И они пошли. Сердце Мартина пело – с ним случилось то, что ищет каждый и не может найти. Он встретил девушку, которая воспламенила его воображение и страсть. Чем дальше, тем сильнее он желал ее и гордился ею. «Бобби совершенна», – решил он. Она не криклива и не сварлива, без этих капризов, как бы кокетливых, но нарочито раздражающих; не ноет и не лезет в душу. Нет, она беспечна, легка и прекрасна, она идеальна для него – как перчатка облегает руку. И в то же время есть в ней какое-то дикарство, есть и намек на опасность, неотделимые от алкогольного дурмана и темноты городских улиц. Мартин поймал себя на том, что шалеет от нее все больше и больше. Его приводил в глупый восторг даже шрам-паутинка – словно напоминание об опытном мастере, починившем дорогую французскую куклу.

Они посетили три или четыре отличных заведения. В одном седовласая женщина пела что-то трогательное, в другом крутили немые комедии на небольшом полотне вместо телевизора, третий был увешан карандашными портретами никому не известных, незначительных людей. Мартин прошел все ранние стадии интоксикации: нетерпение, беспокойство, сонное блаженство – и вырвался в тот хрустальный мир, где время почти останавливается, где нет ничего более бесспорного, чем твои собственные движения, и ничего более реального, чем твои чувства, где тесная раковина твоей личности разбивается вдребезги, где даже темные стены, дымное небо и серый бетон под ногами становятся восприимчивыми частями твоего существа.

Некоторое время спустя он поцеловал Бобби снова, на улице – на сей раз дольше. Крепче прижимая ее к себе, скользнул губами по ее шее, утопая в сладком аромате гардении, напоминавшем об осеннем саде, и заплетающимся языком проговорил:

– Ты живешь где-то неподалеку?

– Да.

– Может…

– Не сейчас, котик, – выдохнула она. – Сначала в «Томтомз».

Он кивнул, слегка отстранился без злости и спросил:

– Кто такой Джефф?

Она подняла на него взгляд:

– Хочешь знать?

– Да.

– Слушай, котик, – произнесла она мягко, – не думаю, что ты когда-нибудь встретишься с Джеффом. Но если встретишься… Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, и больше никогда ни о чем не попрошу. – Она сделала паузу, и все доселе скрытое дикарство осветило бледную маску ее лица. – Пообещай, что разобьешь пивную бутылку и воткнешь ее в его жирную морду.

– Что он тебе сделал?

Бледная маска осталась непроницаемой.