— У меня нет времени ждать, пока появятся хорошие глаза, — ответила герцогиня.

Она лукавила. Время у неё было; просто, как и всем женщинам, ей не терпелось примерить обновку. А именно, почувствовать на себе приятную и эластичную кожу молодой особи, которую ей подыскала леди Рэндольф.

«Быстрее бы уже!».

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 8

⠀⠀ ⠀⠀

Она так и не сказала ему, что из себя представляют женщины, которых он может там встретить. Зоя решила, что лучше ему этого не знать. Не будет знать — не будет нервничать при встрече с ними.

Но всё равно затея Генриха ей была не по душе.

— Ну вот, вам открывают дверь, вы видите мурло наглого лакея, что вы ему скажете? — спрашивала она, глядя на молодого человека с видом, который ну никак нельзя было назвать доброжелательным.

— Я скажу ему: добрый день, сэр. Я представитель компании «Ноенг и Гукк». Мы торгуем гуталинами и ваксами. Если вы проведете меня к человеку, который занимается обувью ваших хозяев, я дам вам шиллинг, — на бойком английском, хоть и с явным немецким акцентом, отвечал ей Ройке.

— А если он скажет вам: убирайся, болван? — спросила Зоя.

Тут Генрих растерялся. Он не был готов к такому, казалось бы, естественному ходу событий.

— Вы тут же должны сказать: три. Три шиллинга, — всё с тем же недовольным видом продолжила девушка.

— Три? — переспросил у неё Генрих.

— За один шиллинг он может не захотеть возиться, — пояснила Зоя. — А за три шиллинга любой лакей будет рад постараться, — она уловила некоторое несогласие во взгляде своего помощника и добавила: — Я дам вам три шиллинга, Генрих.

— Да, наверное, вы правы. От трёх шиллингов вряд ли кто откажется, — произнёс молодой человек и внимательно посмотрел на девушку. — Фройляйн Гертруда.

— Да, — она всё ещё была далека от того, чтобы быть довольной.

— Кажется, моя затея вам не очень по душе.

— Да, Генрих, ваша затея мне не по душе, — призналась дева.

— Может, это из-за того, что…, — он немного замялся; видно, эта тема давалась ему не очень легко, — ну, из-за того обещания, что вы дали мне недавно.

— При чём тут это?! — Зоя даже нахмурила брови. Она так зло смотрела на Ройке, что тот начал поправлять манжеты, а потом и галстук. — Это тут не при чём! Просто я напоминаю себе старую белку, которая спокойно смотрит на глупого бельчонка, что лезет в дупло к кунице.

— Куда лезет, к кому? — нахмурился Генрих. Видно, этот гамбургский житель не очень хорошо понял её метафору.

— Генрих! — Зоя продолжала испепелять его злым взглядом. — Это очень опасное место.

— А лакеи англичан — очень опасные люди! — добавил он, и в его голосе Зоя расслышала скрытую усмешку.

Она вздохнула, подавила в себе вспышку недовольства и, вспомнив, что предлагаемый Генрихом вариант — это пока их единственный рабочий план, произнесла:

— Хорошо, он возьмёт у вас деньги и пропустит во дворец. Что вы будете делать дальше?

— Ну, дождусь, пока ко мне придёт этот ваш Джеймс.

— Как он выглядит? — продолжала проверять своего помощника Зоя.

— Старик. Высок ростом, почти не сутулится. Волосы совсем седые, редкие, с залысинами.

— А глаза? — спросила дева.

— Что глаза? — Генрих уставился на неё удивлённо. — Вы мне ничего про его глаза не говорили.

Верно. Она ничего ему про глаза Джеймса не сказала. Она и сама не успела их рассмотреть, а теперь спрашивала, просто чтобы проверить его — всё ли он помнит из её рассказа.

— Ладно, чем он ещё выделяется на фоне всех остальных слуг?

— У него серый в клетку жилет, остальные лакеи носят черные жилеты… У него серый галстук и чистые манжеты.

— Ещё!

— А! Серебряные запонки с букой «джи»!

Зоя не стала его хвалить — может зазнаться, — хотя Генрих ни в чём не ошибся. Она продолжила:

— Допустим, вам удастся с ним встретиться. Вы остались с ним наедине, что дальше?

— Я начну рекламировать ваксы, а когда найду удобный момент, произнесу…, — тут Ройке перешёл на английский: — Одна леди, который вы оказали неоценимую услугу, очень хочет вас отблагодарить.

— «Юная леди», — поправила его Зоя. — У него могут быть другие знакомые женщины, он должен догадаться, о ком идёт речь.

— Да-да, конечно, «юная леди», — исправился Генрих. — И после я скажу ему, что буду ждать телеграммы до востребования на телеграфе номер сто на имя Смита.

Всё было правильно, деве нечего было исправлять. И тогда Ройке продолжил:

— Может, всё-таки написать записку, он же старый, может всё и не запомнить со слов?

— А вдруг вас обыщут на входе и найдут эту записку? — конечно, у Зои было намного больше опыта подпольной работы, чем у этого жителя Гамбурга.

— Ну найдут и найдут, — пожимал плечами Генрих; он явно не понимал, о чем говорит, впрочем, и куда собрался идти — тоже. — Подумаешь, записка с телеграфным адресом и именем, мало ли кто сейчас с такими записками ходит.

Зоя могла бы ему рассказать, что такая записка — отличный повод для людей из дворца как следует заинтересоваться им. И если какой-то проворный, желающий выслужиться лакей доложит ведьме о подозрительном посетителе, который пришёл к её дворецкому с какой-то непонятной запиской, то та наверняка захочет на Генриха взглянуть. И ей будет достаточно всего одного взгляда, после которого его отволокут в неприятное место, где из него выжмут всё, что он знает. Ройке и сам исчезнет без следа, и ещё потянет за собой и дворецкого, да и ей придётся срочно уходить из города. Нет, всего этого девушка обаятельному молодому человеку говорить не стала. Она лишь вздохнула и покачала головой: нет. И произнесла:

— Всё передадите на словах. Только на словах. Никаких записок. Вы вообще не должны брать с собой каких-либо бумаг.

— Но мне на фирме выдали блокнот.

— Там есть какие-нибудь записи?

— Нет, кажется. — Ройке достал блокнот из внутреннего кармана пиджака и пролистал его. — Нет, ничего нет. А ещё мне дали рекламный буклетик про ваксы.

Он был уже готов начать действовать, он прямо светился уверенностью в своих силах. И часть этой уверенности передавалась и девушке… Но всё равно, всё равно Зое вся эта затея не нравилась.

И всё её нежелание было продиктовано всего одним чувством: дева боялась. Боялась потерять этого доброго и милого парня. Ведь он был единственным человеком в этом огромном городе, на которого она могла положиться. И поэтому девушка, покачав головой, наконец произнесла:

— Нет, Генрих, вся эта