Но самым значительным достижением Берберовой на этом фронте было издание двух сборников Ходасевича, стоивших ей немало усилий. Дело было не только в трудоемкой работе над их составлением и подготовкой, но также в мучительно долгих переговорах с издательствами и в значительных материальных затратах.

В первый из этих сборников – «Литературные статьи и воспоминания» [Ходасевич 1954] Берберова включила мемуарные очерки, вошедшие в составленную самим Ходасевичем книгу «Некрополь» (Париж, 1939), а кроме того, значительное количество других материалов, напечатанных в свое время в эмигрантской периодике. Эти материалы (эссе о писателях XIX века, а также о молодой эмигрантской литературе) представляли читателю Ходасевича не только как замечательного мемуариста, но и как не менее замечательного историка литературы и критика.

Еще бо́льшим событием стало «Собрание стихов» Ходасевича под редакцией Берберовой, вышедшее в 1961 году [Ходасевич 1961]. «Я горжусь, что устроила все это, – писала она одному из своих корреспондентов, – отредактировала, издала, истратила много денег, но по крайней мере у него [Ходасевича. – И. В.] теперь такая книга, какой нет ни у Белого, ни у Кузмина, ни у многих других»[955]. Эти сборники были встречены с большим энтузиазмом как в эмиграции, так и в Советском Союзе, куда они стали со временем проникать. А кроме того, они дали возможность молодому поколению западных славистов открыть для себя Ходасевича.

Неудивительно, что непосредственно после выхода «Собрания стихов», в самом начале 1962 года, с Берберовой связался (по совету Романа Якобсона) аспирант Гарварда Филипп Радли. Он сообщал, что хотел бы писать диссертацию о Ходасевиче, и выражал надежду, что Берберова согласится его консультировать[956]. Она, разумеется, согласилась, и Радли в результате написал диссертацию о творчестве Ходасевича – первую диссертацию об этом поэте [Radley 1965]. У Берберовой с Радли быстро сложились самые теплые отношения, которые остались таковыми и в дальнейшем. Берберова будет по-свойски называть его Филя до конца своих дней. Неслучайно Радли станет в итоге переводчиком «Курсива». И хотя его работа не всем пришлась по вкусу, сама Берберова, похоже, не жалела о сделанном выборе, тем более что у англоязычных читателей претензий к переводу не было[957].

Выход англо-американского, а затем и русского изданий «Курсива» еще больше подогрел интерес к Ходасевичу на Западе. В частности, именно эта книга, как Берберова узнала позднее, побудила другого аспиранта Гарварда, Ричарда Сильвестра, в свою очередь, взяться за диссертацию о Ходасевиче.

Сильвестр и Берберова встретились в начале декабря 1973 года в Техасском университете в Остине. Сильвестр нашел там преподавательское место, параллельно дописывая диссертацию, а Берберова приехала в Остин прочитать несколько лекций. Отмечая в дневнике основные события своего пребывания в Техасе, Берберова упоминала и о встрече с Сильвестром, описав эту встречу так: «…тонкий, милый, печальный, хрупкий, робкий, умный. Читал 2 раза Курсив. О “Собрании стихов” сказал “моя библия”. Не могла долго заснуть. Хотелось плакать – от грусти и счастья, о себе, о В<ладиславе> Х<одасевиче>…»[958]

К моменту знакомства с Берберовой работа над диссертацией у Сильвестра серьезно застопорилась из-за непростых отношений с его научным руководителем в Гарварде, профессором К. Ф. Тарановским. Но доброжелательность Берберовой, ее готовность дать доступ к своему архиву и всячески помогать в работе явно ободрили Сильвестра, и он взялся за дело с удвоенной энергией.

Через полгода, в конце июля 1974 года, Сильвестр приехал в Принстон, чтобы обсудить с Берберовой вопросы по диссертации, и провел с ней полных два дня. «Был еще лучше, чем в Остине, – записала Берберова в дневнике. – “Работали”, то есть говорили, в доме и в саду. <…> Точно все понимает, угадывает, открывает…»[959] К концу проведенных вместе двух дней, как Берберова отметила в дневнике, она «ответила на сорок (минимум) вопросов», «надписала “Курсив” (очень нежно)», подарила фотографии и «неизвестные стихи» Ходасевича, а также «известные, но пропущенные в издании 60-го года»[960].

Через год с небольшим диссертация Сильвестра – «В. Ф. Ходасевич в Москве и Петербурге: о сборниках “Путем зерна” и “Тяжелая лира”» была в основном готова и послана Берберовой на одобрение. Вскоре диссертация была защищена [Sylvester 1976].

Работая после защиты в Центре русских исследований Гарварда, Сильвестр был твердо намерен продолжить свои занятия Ходасевичем. Лето 1976 года он планировал провести в Институте Гувера в Стэнфорде, куда поступила со временем часть архива Берберовой, проданная когда-то Б. И. Николаевскому. Узнав о планах Сильвестра, Берберова предложила отправиться в Гувер вместе, и он, естественно, согласился.

Разбирая хранящиеся в этом архиве бумаги, Сильвестр надеялся найти материал, работа над которым была бы интересна для него самого и важна для Берберовой, на чью помощь он, конечно, рассчитывал. Такой материал был в итоге найден, хотя он имел отношение не столько к Ходасевичу лично, сколько к трем самым близким ему людям. В результате была подготовлена книга – «Валентина Ходасевич и Ольга Марголина-Ходасевич. Неопубликованные письма к Нине Берберовой», которая вышла через несколько лет под редакцией и с предисловием Сильвестра [Sylvester 1979][961].

Письма Марголиной-Ходасевич, первые из которых были написаны летом 1939 года, а последние – зимой 1942 года, за несколько месяцев до ее депортации в концлагерь Дранси, давали отчетливое представление о характере Ольги Борисовны – любящем и мягком, но в то же время очень стойком. Одновременно эти письма убедительно свидетельствовали о поистине родственных отношениях между последней женой Ходасевича и Берберовой.

В письмах Ольги Борисовны «дорогой Нинушке» постоянно говорилось о той нежности и заботе, которую она видела от Берберовой и Макеева, чей дом под Парижем был всегда для нее открыт. Как отметил Сильвестр, восемь из двадцати сохранившихся писем были написаны Марголиной-Ходасевич по возвращении из Лонгшена [Ibid.: 9]. Опубликованные письма не только полностью подтвердили все то, что говорилось в «Курсиве» «об Оле», но добавили к рассказу Берберовой важные краски.

Представляя читателю Марголину-Ходасевич (1890–1942), Сильвестр сразу уточнял, что информация о ней исключительно скудна и что главный источник сведений – книга Берберовой, на которую он в основном опирался, когда писал предваряющую письма статью. Что же касается В. М. Ходасевич (1894–1970), племянницы поэта и талантливой театральной художницы, чьи письма составили первую часть книги, то своей биографией и своими амбициями она радикально отличалась от Марголиной-Ходасевич. Приняв решение остаться в Советской России, Валентина Ходасевич активно работала в театрах и была хорошо известна в ленинградских и московских артистических кругах. Однако сколько-нибудь подробных материалов о ее творчестве не появлялось после середины 1930-х, да и сведения о ее биографии были минимальными. И хотя писем Валентины Михайловны в государственных и частных архивах сохранилось немало, в том числе и к самым знаменитым из ее современников, ни одно из этих писем напечатано к тому времени не было.

А потому получилось, что письма Валентины Ходасевич к Берберовой стали первой публикацией такого рода. Посланные из Петрограда, Лондона, Парижа и Рима, они охватывали период с 1923 по 1926 год и содержали любопытные сведения как о самой Валентине Михайловне, так и о ее многочисленных знакомых – художниках и литераторах.

Письма Валентины Ходасевич предваряла обстоятельная и тщательно документированная статья Сильвестра, представлявшая англоязычному читателю эту незаурядную женщину [Ibid.: 13–49][962]. Берберова высоко оценила работу Сильвестра, собираясь упомянуть о ней в книге, задуманной как продолжение «Курсива».

В конце 1970-х Сильвестр получил профессорское место в Колгейтском университете, но связанных с Ходасевичем штудий не оставил. В частности, он принял участие в подготовке третьей книги воспоминаний Ходасевича – «Белый коридор» [Ходасевич 1982]. Помимо текстов мемуарного характера, в свое время помещенных Берберовой в сборник «Литературные статьи и воспоминания», в «Белый коридор» вошли автобиографические заметки Ходасевича, а также более десятка очерков, в том числе и о Горьком, которые не переиздавались с 1920–1930-х годов.

Эти материалы Сильвестр тоже нашел в библиотеке Института