— Мне не сказали, что ты здесь будешь. Служители не сказали.

— Значит, они надеялись, что я разозлюсь и тебя скину… — откликнулся он лениво, и отвернулся. Не сомневался — Имме могли раз пятнадцать сказать, что он здесь, она позабыла, пока поднималась. Ни в жизни охранники Башни не рискнули бы впустить сюда кого-то, не предупредив, что наверху другой. Особенно он.

— Раз уж ты здесь… — начала она нерешительно. Так и топталась за спиной, нет бы уйти на другую сторону!

— Ну чего тебе? — он начинал злиться. Вот, решил вести себя тихо, сделать вид, что они не мешают друг другу — и толку?

— Я порой раскладываю знаки на всех Сильнейших Асталы. Обычно выпадает так много, что и не упомнить…

— Оооо… — с тихим стоном Кайе прижал ладонь к виску.

— Ты погоди. Я запомнила, что выпало тебе, потому что оказалось так странно. “Опасайся бегущей птицы”.

— Да любая птица когда-нибудь бегает! — не сдержался он, вскочил и направился к лестнице. Но Имма тоже решила спуститься, видно, и она уже не рассчитывала ничего получить на Башне. Был бы первым, но помедлил немного — порыв ветра принес запах, который любил особо — острый, предгрозовой. А потом уже не смог бы обогнать женщину, разве что оттолкнуть и перепрыгнуть через нее.

Молча миновали стражей, и тут он вновь не слухом — всем телом ощутил голос Башни, хоть даже не касался ее сейчас.

— Эй! — окликнул уже почти ушедшую Имму. — Ты ничего не слышишь?

— Я много что слышу, — Женщина вопросительно смотрела на него, но он устыдился — спрашивать совета у этой полоумной. Она ведь если и слышит — неправильно истолкует. И потом, неужто Хранительница скажет кому-то, кроме него?!

Рассмеялся, глядя ей вслед, погладил стену Хранительницы, прислушался: нет, душа Асталы не успокоилась… не Имма виной с ее предсказаниями. Впрочем, и сам не верил в такую нелепость. Башня чего-то ждет… и говорит ему. Опустив глаза, пытался понять — но не понимал.

Вбегая в дом, едва не сбил с ног Улиши, ощутил исходящую от нее волну притягательного аромата. Сразу вспомнился нагретый солнцем лес…

Та остановилась рядом, улыбнулась, подняла руку — поправить его как всегда растрепавшиеся пряди. Но делала это как-то медленно, вкрадчиво, и придвинулась чуть не вплотную. Нахмурился, отодвигаясь — но она вновь прильнула. Вблизи кожа ее пахла лимонником и медом. Подумалось — наверное, и на вкус такая же, сладкая.

— Я-то тебе зачем? — прямо спросил.

— Ты мне нравишься…

Позабывшись, привлек ее к себе, губами пытаясь выпить весь мед ее губ — но оттолкнул, вспомнив, кому она принадлежит. Выдохнул:

— Самка ихи!

— Для тебя это не плохо, — засмеялась Улиши.

— Уйди.

— Ты же не маленький мальчик. Будешь думать обо мне… ночами… если еще не думаешь!

— Ты не одна в Астале.

— Одна из немногих, кто хочет быть с тобой по доброй воле! — рассмеявшись, она игриво качнула подолом юбки и убежала, словно танцуя.

Звон нашитых на подол колокольчиков сопровождал ее, стихая по мере того, как она удалялась.

**

Тейит

— Ты бы еще хвост отрастил, самое то с веток свисать, — сказала Атали, глядя, как Огонек перегнулся и на честном слове держится за парапет, пытаясь разглядеть очередную диковину Тейит.

— Я много раз висел на ветках и без хвоста, — он улыбнулся и вновь стал на ноги. — Куда теперь?

— Я уже боюсь с тобой ходить. Ты свернешь себе шею, а тетя-аньу накажет меня.

— Кто ты, и кто я, — рассмеялся мальчишка. — Да ради меня она и пальцем шевельнуть не подумает. Но ладно, я больше не буду. Пойдем на ту вашу площадь? Ты говорила про особые камни…

— Сейчас не время, — мотнула головой Атали, хвост — коса описала полукруг. — Пойдем лучше я высеченных в скале зверей покажу.

Огоньку было странно — с чего она вдруг наведалась снова? Опасался, что обидел ее. Но, вернувшись от Лайа, которая снова пыталась открыть его память, обнаружил девочку в своей комнате, чинно сидящей на лавке — ладони на коленях, прямая спина.

На сей раз ее облегало длинное сиреневое платье без рукавов. А в ушах ее были серьги — пушистые шарики из белых перьев, на бронзовой цепочке; они качались, но не звенели.

Атали обвела глазами комнату:

— Если что надо, скажи, принесут.

— У меня все есть.

— Что тебе сказала тетя-аньу? Лайа, — поправилась девочка, с явным обожанием произнеся имя тети.

— Пока ничего.

Девочка прикусила кончик косы:

— Я расскажу, что и как устроено в Тейит. Думаю, тебе полезно будет узнать, раз уж ты выспросил у тети разрешение ходить в одиночку.

Огонек глянул на гостью и сел на пол — привычней. Атали снова смешно и недовольно повела носиком, но очередного замечания не отпустила — просто приступила к рассказу.

Так странно — Астала лежит в низине, только с Башни и можно увидеть даль, а тут из множества мест — пожалуйста, любуйся! Если крыши домов не закроют обзора. Такие там люди, в Тейит? Близость к небу — это воля, но столько камня… Даже издалека видно — там не только дома, но и множество высеченных в горе отверстий, значит, и гора обитаема изнутри. А жить внутри толщи камня…

Теперь Огонек знал — место, где его поселили, называется Ауста, нечто вроде квартала Обсидиановой ветви. Узнал о городе и окрестностях много — язык у Атали подвешен был хорошо, хоть ее немного монотонная мелодичная речь усыпляла. Несколько раз ловил себя на том, что вскидывает голову, распахивая полузакрывшиеся глаза, и пытался вспомнить окончание прозвучавшей фразы.

Наконец Атали примолкла — причиной тому была пожилая служанка, принесшая миску бобов, лепешку и ломоть белого сыра. Глядя, как жадно Огонек уставился на еду, девчонка встала.

— Полагаю, на сегодня с тебя достаточно.

Повернулась и ушла, будто вновь обиделась, хотя он и сказать — то ничего не успел толком, а слушал внимательно. Он не разобрался еще, пришлась ему по душе эта странная девчонка или же нет. Забавная… косу в пальцах вертит, кончик в рот тянет. То пытается смотреть на него свысока, то обижается невесть на что.

На другой день они покинули Ауста и вышли наконец в город