— Роза, Роза!

Дверь в спальню дочери оставалось плотно закрытой, в комнате на полную громкость ревел транзистор, так что даже в коридоре у Терезы болели барабанные перепонки.

— Роза, Роза, выйди сейчас же!

Тереза ударила ладонью по двери и продолжала стучать до тех пор, пока дочь не выключила музыку. Как только Роза открыла дверь, Тереза отступила на шаг и, воинственно уперев руки в бока, накинулась на дочь:

— Роза, как ты могла? Как тебя угораздило сказать такое отцу Амберто?

— Что?

— «Проверьте карманы на предмет резинок». Резинок. Господи, как тебя угораздило ляпнуть такое священнику? Ты предложила ему обшарить карманы костюмов твоего отца? — Тереза закрыла лицо руками. — Что он о нас подумает?

— Сомневаюсь, что он будет по этому поводу читать «Отче наш», это ерунда, забудь.

— Забыть? Ерунда? Ради Бога, Роза, почему ты так сказала, ну почему?

Роза пожала плечами и повернулась, чтобы возвратиться в свою комнату.

— Может, потому, что меня тошнит от того, как ты себя ведешь. Ходишь по дому чуть ли не на цыпочках, а стоит мне на тебя посмотреть, начинаешь реветь. Ты не пропускаешь ни одной мессы! Просто удивительно, как ты еще не натерла мозоли на коленях.

Тереза схватила дочь за плечи и встряхнула. Ее лицо побагровело от гнева.

— А как, по-твоему, я должна себя вести? Слушать музыку на такой громкости, что, того и гляди, весь дом оглохнет? А может, ты хочешь, чтобы я созвала гостей и устроила вечеринку? Мой муж, твой отец, мертв! Так чего же ты еще от меня хочешь?

— Не знаю. Мне не нравится, что в дом приходят какие-то люди с молитвенниками в руках, гладят меня по головке. Я не хочу, чтобы совершенно посторонние люди щипали меня за щеку, как какого-нибудь пухлого младенца.

— Роза, они всего лишь добры к нам, они пытаются нам помочь.

— Ничего подобного, они просто суют нос в нашу жизнь, а мы их даже не знаем.

— Они из церковной общины.

— Но они не знают меня и никогда не были знакомы с папой. Папа ведь ни ногой не ступал в церковь, если только ты его туда не тащила насильно. Все эти люди приходят к нам из чистого любопытства, а тебе нравится быть в центре внимания, ты упиваешься каждой минутой.

Тереза ударила дочь по щеке с такой силой, что та отлетела и ударилась о стену. На несколько мгновений Роза оторопела, а потом набросилась на мать с кулаками, истошно крича:

— Оставь меня в покое! Ведь я сказала правду, не так ли? Думаешь, я глухая? Я слышала, как вы с папой ругались и ссорились, как вы орали друг на друга. Он тебя никогда не любил, у него были другие женщины, я знаю, это все знали…

Тереза не смогла сдержаться и заплакала.

— Роза, как ты смеешь говорить мне такие вещи? С тех пор как мы вернулись домой, ты стала какая-то странная, я тебя просто не узнаю.

Тереза порылась в карманах в поисках носового платка и высморкалась.

— Мама, не плачь пожалуйста, я не могу видеть, как ты плачешь.

— Это потому, что ты сама не плачешь.

— А с чего мне проливать слезы? С какой стати? Эмилио меня не любил, наша свадьба была организована за нас. Я даже рада, что он умер, потому что у меня такое ощущение, будто меня использовали. Передали с рук на руки… как кусок мяса.

Тереза больше не могла этого слушать. Она бросилась в свою спальню и захлопнула за собой дверь. Как же мало знает ее дочь, а еще меньше понимает. Тереза взяла свою выпускную фотографию и посмотрела на молоденькую — моложе, чем Роза сейчас, — девушку в мантии и адвокатской шапочке.

Роза сидела за туалетным столиком и маникюрными ножницами подстригала себе челку. Обрезки волос уже покрыли тонким слоем стеклянную поверхность стола вместе с разложенной на нем косметикой, но девушка продолжала щелкать ножницами — все что угодно, лишь бы не думать, не вспоминать.

— Роза, можно войти?

— Нет.

Тереза остановилась в дверях.

— Я хотела тебе кое-что показать. Это моя фотография примерно в твоем возрасте.

— Мама, я видела ее уже сто раз. Такая же фотография стояла у бабушки на каминной полке.

— Ты только посмотри на меня, видишь, какое серьезное личико, особенно в этих толстых очках…

Роза лишь мельком взглянула на фотографию. Тереза продолжала:

— Ты помнишь бабушку и дедушку? Я выросла у них в пекарне. Папа мечтал когда-нибудь вернуться домой, но мама не хотела, она считала, что они очень хорошо устроились в Америке. Когда меня приняли в колледж, папа страшно гордился, он думал, что уже одно то, что я туда поступила, означает, что я стала квалифицированным адвокатом. Он рассказал всем, что его дочь стала адвокатом, и его друзья устремились к нему в пекарню с подарками и поздравлениями…

Вполуха слушая мать, Роза сдула со стола настриженные волосы.

— Мой отец только работал в пекарне, Роза, он не был ее хозяином, и квартира в подвале тоже не принадлежала нам, родители ее снимали. В подвале было всегда темно, душно, и мы вели нескончаемую войну с тараканами. Когда остывали печи, тараканы появлялись целыми полчищами…

— Мама, зачем ты мне все это рассказываешь? Я уже столько раз слышала, как ты, бывало, гоняла тараканов метлой…

— Я рассказываю это потому, что человеком, который купил моему отцу собственную пекарню и небольшую квартирку на третьем этаже, где не было ни одного таракана, был не кто иной, как дон Роберто.

— Интересно, чем дон Роберто собирался отплатить папе за то, что он выдаст меня замуж? Переселить нас из этой дыры? Какую сделку они заключили? Хотелось бы знать, во сколько меня оценили? В новую квартиру, а может, в более солидную долю в семейном бизнесе?

Тереза не успела схватить Розу за руку, девушка разорвала выпускную фотографию матери пополам и швырнула обрывки в разные стороны.

— Ты ничего не знаешь, ты не понимаешь!.. — завизжала Тереза.

Роза схватила ножницы и ткнула мать в руку. Маленькие острые лезвия оставили на тыльной стороне ладони Терезы две кровоточащие ранки.

— Почему ты не оставишь меня в покое?

Тереза пошла в ванную и подставила руку под струю холодной воды, глядя, как по пальцам стекает кровь. Роза, уже устыдившись своего поступка, подошла и встала у матери за спиной.

— Принести пластырь?

— Принеси.

Роза открыла шкафчик со стеклянной дверцей. Бритвенные принадлежности отца все еще лежали на том же месте, где он их хранил. Роза нашла коробочку с пластырями и открыла.

— Такого размера подойдет? — Она протянула матери продолговатую полоску пластыря. Тереза промокнула рану полотенцем и отвела руку в сторону. Роза осторожно наложила пластырь на рану. — Ты забыла убрать из ванной папины вещи. Мама, прости меня. В воскресенье я схожу к отцу Амберто и извинюсь перед ним.