Она водрузила голову на стол рядом с бронзовой чернильницей, словно какой-нибудь варварский трофей. Затем обогнула стол, опустилась на одно колено возле кресла и облобызала ему руку. Он поморщился: в этом было слишком много от дешевой театральщины. Еще захочет омыть ему ноги и вытереть остатками своих волос. Смех с этими пережитками. Но он не засмеялся. Она появилась оттуда же, откуда и он. В каком-то смысле они были ближе друг другу, чем родственники.

— Добро пожаловать, Ариадна. Как тебе здесь, у меня? — Он сделал круговое движение пером, которым в последнее время пользовался всё чаще. Даже чаще, чем ноутбуком. Или чем бритвой. А возможностей при этом возникало намного больше. Он забавлялся на славу. Но обойтись совсем без бритвы было, конечно, невозможно. Когда он произносил «здесь», это означало не только кабинет, но и то, что находилось за его пределами. — Вижу, тебе надоело водить этого придурка. А я надеялся, что он всё-таки доберется до Ядра и — пуф-ф-ф!!! — разнесет всё к такой-то матери!

— Да, он всерьез думал, что это избавит его от чужого влияния. Или, если угодно, от эманаций Создателя.

— У них всех с этим проблемы, — небрежно заметил он. — Почему-то им кажется, что они освободят свое драгоценное сознание только тогда, когда прекратится трансляция. Неужели, прах их побери, не ясно, что сознание — это и есть трансляция?!

Она пожала плечами:

— Я разочаровалась в нем, когда он не сумел прикончить даже старого мудака — того, что с «третьим глазом».

— Без постоянного контроля они вообще мало на что способны, зато какая самонадеянность!.. Ты можешь выбрать другого. Или другую. Правда, кое-кому из них недолго осталось…

— Но они ведь еще надеются на чудо?

— Надеяться на чудо никто не может запретить, — сказал он. — Даже я.

Застрелив старого друга, Шварц бросил взгляд на два других, предположительно бездыханных, тела, лежавших на лестничной площадке между этажами, после чего направился в сторону кабинета, облюбованного Барским в качестве временного пристанища, которое оказалось для него последним. Шварц этого не знал, но без труда нашел нужное помещение, поскольку знал о барских замашках литературного льва.

Войдя в бывший кабинет директора музея, он сразу же устремился к ноутбуку, на экране которого продолжалось мельтешение символов — значит, реакция продолжается. И всё это под включенную на минимальной громкости музыку Гершвина, придававшую происходящему несколько водевильный оттенок.

Шварц взгромоздился на стул, положил пистолет рядом с компьютером и сцепил пальцы, громко хрустнув суставами. Из карманов своей необъятной куртки он извлек несколько компактных устройств, о назначении которых непосвященный мог только догадываться, и соединительные кабели. Приготовился подключить одно из устройств, когда вдруг ощутил легчайшую щекотку в области затылка.

Резко обернулся, одновременно протянув руку к пистолету, но прикосновение чего-то прохладного и очень острого к горлу убедило его в том, что лучше не дергаться. Скосив глаза, он увидел две изящные загорелые руки — одна держала опасную бритву, другая — гусиное перо. Молодой веселый голос спросил из-за спины:

— Чем ты тут занимаешься, поганец?

На это у Шварца не нашлось вразумительного ответа. Что-то подсказывало ему, что говорить правду равносильно самоубийству. В то же время он понимал, что и молчание не идет ему на пользу. Его мысли лихорадочно метались. Он гадал, кем мог быть обладатель гнусавого выговора и бритвы. В конце концов Шварц предварительно ознакомился с более чем подробными досье на участников проекта. Из всей компании по возрасту подходили успешный сочинитель триллеров и несостоявшийся святой отец. В том, что и первый и второй способны пустить в ход бритву, Шварц не сомневался. Раньше, вероятно, усомнился бы, а теперь, после Барского, — нет. Ну и что из этого следовало? Чем это ему поможет?

Перо пощекотало ему правое ухо. Шварц дернулся, что, судя по ощущениям, стоило ему небольшого пореза на горле — пока небольшого. Незнакомец доверительно зашептал в то самое ухо:

— Ты не первый, кто хотел меня отключить. Твой предшественник уже кормит червей в подвале. Его убил дядя. А ты убил дядю. Как всё складно получается, правда? И ничего не меняется, вот что радует. Всё тот же старый жестокий мир.

— Кто ты? — прошептал Шварц, стараясь не двигать кадыком.

— Я бы сказал, чертовски глупый вопрос. Не разочаровывай меня, крестный папочка. Ты не против, если я буду так тебя называть?

Еще бы он был против! Он был согласен на всё, что угодно, лишь бы выбраться отсюда живым. И надпись на перекрестке «сегодня один умрет» как-то не утешала. И не внушала доверия, хотя один уже умер. Да, лучше бы он повернул обратно, пока еще была такая возможность.

— Чего ты от меня хочешь?

— Ну и ну. Оказывается, это я хочу. Ты приходишь сюда со своими игрушками, пытаешь бедную больную женщину, убиваешь дядю… ох, я сейчас зарыдаю… Кстати, что за игрушки? Что-нибудь запрещенное?

— М-м-модули, — промычал Шварц.

— Какие модули? — терпеливо уточнил голос.

— Модули… свертывания.

— Наконец-то. Наконец-то, господа присяжные, мы услышали нечто членораздельное. И что же ты собирался свернуть, негодник? Или, может быть, кого?

— Программу, — выдохнул Шварц с отчетливым чувством, что это может стать последним произнесенным им словом.

— Ах, программу… Но, папочка, ты же прекрасно знаешь, что это не программа. Как ты это назвал — «катализатор»? Надо же такое ляпнуть… А о нас ты подумал?

— О ком… о вас?

— О несчастных крошках, живущих ближе к Ядру. Или тебе больше нравится формулировка «реальность второго уровня»? Я понимаю, сворачивать «уровни» как-то проще. Сделал — и забыл. Спишь спокойно, по ночам не мучают кошмары…

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Верю. Если бы ты понимал, тебя бы здесь не было.

Только лезвие бритвы удержало Шварца от того, чтобы энергично закивать. На миг почудилось: вот-вот ему предложат сделку. И он, конечно, согласится на любые условия. Что греха таить — ему было бы чертовски интересно узнать, чем всё закончится, если ничего не останавливать. Он почувствовал это еще раньше, после того, как застрелил Барского. У жизни появился незнакомый привкус. Не то чтобы приятный… но, например, экспедицию на Южный полюс тоже ведь не назовешь приятной. Шварц был не настолько самонадеян, чтобы думать, будто его детище вызовет такой себе маленький уютный конец света, который он сможет наблюдать из VIP-ложи. Но хотя бы что-то в этом роде. Не только знать, но и присутствовать — более чем сильное искушение для человека, давно растерявшего веру во что бы то ни было.