Правда, Олонецкая добровольческая армия, а вернее – Гельсингфорс, продолжала удерживать центральные районы Карелии – Репольскую и Поросозерскую волости.

Между тем, войска Юденича вместе с 1-й эстонской дивизией оказались как никогда близки к победе. За две недели боёв заняли Ямбург, Ропшу, Гатчину, Лугу, Красное Село, Детское Село. Павловск. Офицеры уже могли видеть в бинокли золотой купол Исаакиевского собора… Но именно в те дни Троцкий, Ленин и Чичерин принялись обсуждать самый злободневный, по их мнению, вопрос: следует ли нарушать несуществующую границу непризнанной Эстонии или нет.

Троцкий – Ленину, 17 октября: «Если отстоим Петроград, на что надеюсь, то получим возможность ликвидировать Юденича целиком. Затруднением явится право убежища Юденича в Эстонии. Нужно, чтобы Эстония оберегала свои границы от его вторжения.

В противном случае мы должны сохранить за собой право вторгнуться в Эстонию по пятам Юденича».69

Чичерин – Ленину, 22 октября: «Это резко изменило бы настроение во всех маленьких государствах, с которыми мы ведём или собираемся вести переговоры, и сорвало бы эти соглашения, так как воскресило бы представление о нашем якобы «империализме»… Мы не должны лезть в эту западню».70

Ленин – Троцкому, 22 октября: «По-моему, Чичерин прав. Проверено ли, что эстонцы воюют? Нет ли тут обмана? Или не идут ли с Юденичем эстонцы белые только (офицеры), составляющие меньшинство, и ничтожное, среди эстонцев?»71

23 октября части 7-й армии перешли в контрнаступление, освободили Павловск и Детское Село. 26 октября изгнали противника из Красного Села, 31 – из Луги, 7 ноября – из Гдова, 14 – из Ямбурга и остановились в нескольких километрах к востоку от старой административной границы Эстляндской губернии. Всё же не вошли не только в Нарву, но и в Ивангород.

Остановились, хотя ещё 6 ноября получили иную директиву. В тот день Политбюро, собравшееся в полном составе, что случалось крайне редко – на заседании присутствовали Ленин, Троцкий, Каменев, Сталин, Крестинский – удовлетворили «запрос» Председателя РВСР:

«а) Для себя признать необходимым перейти границу и дать урок эстонцам, оказывающим помощь Юденичу, б) Штабу 7-й армии дать задание преследовать армию Юденича на территории Эстляндии, так как там он имеет свою базу и туда отступает в) Предложить т. Чичерину никаких дипломатических нот по этому вопросу эстляндскому правительству не посылать, а после перехода границы немедленно снова предложить мир и издать обращение к эстонскому народу, объясняющее, что переход нами границы вызван той помощью, которую белое эстляндское правительство оказывает Юденичу, и тем, что эстонские полки принимают участие в наступлении и на других участках Западного фронта».72

Однако от столь здравой позиции уже 14 ноября Политбюро, на этот раз без участия Сталина, решительно отказалось.73 Поступило так лишь потому, что получило информацию, кардинально менявшую военную ситуацию. 11 ноября, опасаясь вторжения Красной Армии, Ревель объявил «нежелательным» присутствие на территории республики как Северо-Западного правительства, так и Северо-Западной армии. Последняя при переходе границы подлежала разоружению и интернированию.

Такое решение Я. Поск, министр иностранных дел Эстонии, счёл величайшей уступкой РСФСР. И, выражая опасение своего правительства, что Красная Армия всё же может пойти и дальше на запад (на Ревель), 27 ноября известил Чичерина о согласии вступить в переговоры с советской делегацией в Юрьеве (Тарту) 2 декабря.

Начались переговоры тремя днями позже, и с явно неприемлемых предварительных условий, выдвинутых эстонской делегацией. Выплатить гражданам Эстонии, получавшим пенсии от царского и Временного правительств, накопившуюся задолженность, да ещё и в золоте. Возвратить промышленные предприятия, оборудование, архивы, библиотеку Юрьевского университета, эвакуированные вглубь России из-за угрозы немецкого наступления летом 1917 года. Но главное – признать границу, предлагаемую Ревелем. Не обоснованную ни исторически, ни этнографически, зато откровенно агрессивную – с военно-стратегических позиций. Позволяющую эстонской армии закрепиться на восточном берегу реки Нарвы, сохранив тем самым постоянную угрозу Петрограду.

Советская делегация, возглавлявшаяся наркомом торговли и промышленности Л.Б. Красиным, категорически отклонила безосновательные притязания. И только для того, чтобы не срывать переговоры, предложила в Ямбургском уезде границей считать реку Нарву, становившуюся нейтральной, а в Псковском уезде – отодвинуть её от прежней административной максимум на десять-пятнадцать километров к востоку. В свою очередь, эстонская сторона, по настоянию военного министра И. Лайдонера, сообщила, что даже такой вариант её ни в коем случае не устраивает, и предложила прервать переговоры до 15 декабря для консультаций. Видимо, всё ещё надеялась на успех своих вооружённых сил и Северо-Западной армии.

Поск и Лайдонер просчитались. 14 декабря части 7-й армии сломили окончательно сопротивление противника – и 1-й эстонской дивизии, и 1-го корпуса Северо-Западной армии. 16 декабря форсировали Нарву в её среднем течении и продвинулись на несколько десятков километров. Выполнили тем директиву Главкома С.С. Каменева, ещё 21 ноября потребовавшего «не останавливаться перед временным переходом за р. Нарву»,74 хотя такое предписание и шло вразрез с решением Политбюро от 14 ноября.

Тем временем в Юрьев прибыла новая по составу советская делегация. Возглавили её А.А. Иоффе, член коллегии НКИД, и И.Э. Гуковский, бывший нарком Финансов. Красин, консультируя их перед отъездом, рекомендовал: после побед 7-й армии «особой нужды в заключении мира с Эстонией мы не имеем, тем не менее, по всестороннем обсуждении вопроса, решено сделать с нашей стороны всё возможное, чтобы мир заключить».75

Иоффе воспринял как главное слова Красина «всё возможное» и указания Чичерина (от 18 декабря) идти на любые уступки. Поспешил заявить о согласии Москвы отказаться от части своей территории. Во-первых, от Нарвы, заштатного города Петроградской (Петербургской) губернии с 1704 года, а заодно и от Ивангорода, заложенного Иваном III ещё в 1492 году. А потому и от старой границы, которая должна была теперь пройти по реке Плюссе, до её впадения в Нарву, и далее – к устью реки Луги. Во-вторых, от Изборска и Псково-Печерского монастыря – тех самых крепостей, которые ещё в середине XVI века оберегали рубежи русской земли.76 Словом, Иоффе и Гуковский слишком охотно отдали то, что Красин советовал уступить только в случае угрозы падения Петрограда.

На таких основных предварительных условиях 31 декабря и было подписано соглашение о прекращении боевых действий, а 2 февраля – мирный договор. В соответствии с ним РСФСР пришлось пойти на такие уступки, с которыми вряд ли согласилось бы и государство, проигравшее войну.

Советская Россия не просто признала независимость Эстонии (статья 2-я), да ещё и раньше стран Антанты (Великобритания, Франция, Италия сделали то же лишь 21 января 1921 года, а США – и того позднее, 28 июля 1922 года). Пошла на беспрецедентные территориальные уступки (статья 3-я). Отказалась «от передачи или возмещения ей стоимости того общегосударственного имущества российской казны, как движимого, так и недвижимого, в чём бы таковое ни состояло, в том числе, военных и иных сооружений, фортов, портов, всякого рода судов, включая военные корабли, грузов и пр…, поскольку все поименованные имущества находятся на территории Эстонии в определяемых настоящим трактатом границах её или в прилегающих к оной водах, или находились там ко времени германской оккупации, т. е. к 24 февраля 1918 года, а также от прав на суда, не исключая и военные корабли, которые прибыли туда во время германской оккупации или, наконец, были захвачены во время последующей войны между Россией и Эстонией военными силами Эстонии или другими, и были переданы Эстонии /всего 22 судна – Ю.Ж./». (Статья 11-я).