Уютно устроившись на ярком зеленом ковре тянущихся вдаль лесов, бесконечный речной змей вольготно протянул свои изгибы из одного его конца в другой, огибая прерывистую гряду холмов, идущую с севера на юг. На особо крутых его поворотах отметились серыми мазками песчаные отмели, темнеющие на фоне синей ленты водной глади. Однако жаркое полуденное солнце выцветило до желтизны все мрачные тона, которыми плодородный ил отметил наносы песка на реке. Поэтому взор стороннего созерцателя, не задерживаясь ни на чем, сразу устремлялся вверх, к бесконечности блеклого от света голубого неба, пробегая по хлопьям белых облаков, сливающихся на горизонте с темнеющими лесными массивами.

Вот высоко вверху парит, высматривая добычу, величественный беркут, самая грозная птица этих мест. А внизу, под холмом, кружат над водой чайки, иногда зависая в воздухе, ловя распахнутыми крыльями порывы жаркого летнего ветра, стелющегося над речным руслом. Иной раз полет этих белых бестий проходит почти над берегом, где, выбросив свои рукотворные туши из воды, покоятся три речных судна, качая своими голыми мачтами в такт набегающей волне. Тогда, выкрикнув возглас возмущения в сторону нарушителей их единовластия над водными просторами, чайки стремительно нагибают крыло и резко взмывают вверх или в сторону, исчезая от ленивого взгляда, бросаемого на единственных возмутителей спокойствия безбрежного воздушного океана.

– Сказывают, Ветлугой ее прозвали оттого, что черемисы называют ее рекой чаек… – С соломинкой во рту Трофим устало опустился рядом с Иваном, прислонившись щекой к белой гладкой поверхности ствола березы, одиноко выросшей на самой вершине зеленого холма. Своими поникшими ветвями та из последних сил давала прохладу измученным от жары телам. Наконец порыв летнего ветра донесся из речной долины, крона скромной лесной красавицы качнулась, и тихое шуршание преждевременно высохших листьев наполнило слух устроившихся под деревом речных странников.

– Красота… Давно так душой не отдыхал. Вот так немного полюбуешься природой – и опять понимаешь, ради чего живешь, – приоткрыл глаза Иван.

– И ради чего?

– Да вот именно ради того, чтобы еще разок так посидеть, – усмехнулся полусотник. – А еще чтобы близкие люди так же могли бы душу свою на ветру прополоскать, чтобы от мыслей ее тяжких и мрачных освободить… Погляди, какой простор!

– Да, крепостицу бы тут поставить: любое шевеление окрест сих мест заметно, – согласился воевода.

– Ну вот, опять скатились на приземленное… Хотя дело с крепостицей и впрямь нужное, тут как раз половина пути будет до притока, через который волок идет на Унжу.

– Когда пойдешь туда?

– Соль искать? Сразу, как вернемся из Суздаля. Видимо, под зиму уже обернусь назад… Главное, чтобы снега глубокие не выпали, а небольшие морозцы соленым ключам нипочем. Нам до Чухломского озера дойти надо волоками, выйти на приток Костромы, а дальше уже вверх по ее течению идти, в оба глаза смотреть да воду во всех ручейках пробовать. Колодцы все одно только по весне копать.

– Что за Чухломское озеро такое?

– Да так… название запомнилось, когда карту изучал. Я же егерем был, мне положено было такими делами интересоваться. Только по пути крюк дадим и красавицу твою засватаем. Уговорились, Трофим?

– Уговорились. И не мысли даже, что такое деяние я учинить без тебя сподоблюсь… Сколь мужей с собой возьмешь?

– Не знаю еще. Проводников из черемисов наберу да наших воев десятка полтора из охотников или мастеровых. Первые лучше, а вторые сильно пригодятся. Жилье и солеварни ставить надо сразу же, как поиск успехом увенчается, а уж по весне все задумки начать воплощать в жизнь… Жаль только, что кирпичей с собой никак не уволочь – не привыкну я никак к тому, что топите вы по-черному. Хорошо, что лето еще не кончилось…

– Морозец прихватит, так еще и отталкивать от очага других будешь, забудешь про свой гонор. А коли не найдешь ничего?

– Если за месяц не получится, то все вернемся. А успех сопутствовать будет, так только я с проводниками приду назад.

– Месяц там, – начал подсчитывать воевода, – седмицы две-три в пути и обратно столь же… Коли в конце первого осеннего месяца выйдешь, так лед встанет аккурат на обратном пути, ходу не будет по реке домой.

– Пычея тогда возьму али Антипа: выведут по зимнему лесу, хотя… Да, придется срок поиска уменьшить и выйти пораньше, иначе я только к концу зимы вернусь на родимую сторону. Наверное, почти пять сотен поприщ[33]от нас до Шанзы. Седмицу вверх на веслах шли, вон какие мозоли наработал, – поднял Иван руки ладонями вверх. – Не чета тем, что от меча остаются. Это теперь по течению, да с парусом, семь или восемь узлов даем… Помнишь ли, что я тебе о них говорил? Потому и останавливаемся временами горячего поснедать да с суздальскими ратниками силами помериться.

– Скажи уж, попозориться на потеху им.

– Ну, не все так просто… Как строй слаженно копья выставит да задние через первый ряд длинными рогатинами по шлемам суздальцев дробь выбивать начинают по команде моей, так те просто звереют… А сделать иной раз ничего не могут. Вот когда временами брешь находят – тогда да, плохо нам приходится. Мечному или сабельному бою еще учиться и учиться нашим ратникам надо, да еще перестраиваться вовремя не мешало бы… Ну так вот, до реки Вол, через которую волоком на Унжу ходят, поменьше почти в два раза путь будет, но там же еще насад волочь надо почти шестьдесят поприщ, саму Унжу пройти – и опять до озера или до его притоков на себе эту дуру волочь…

– Осилишь… Мозоли на руках есть – на ногах еще набьешь, – засмеялся Трофим.

– Да, есть с кого пример брать: ты ведь тоже весел не чурался.

– Нельзя в таких делах от ратников своих отставать. Святослав нам в том пример был. А кто себя вверх вознесет… А-а-а, не хочу о том говорить, – махнул воевода рукой. – Ты лучше вот что скажи, не обманут ли черемисы с охраной нашей веси? Ведь волку в пасть отдадим людишек своих.

– Так много охраны с них и не просили, – возразил Иван. – Три десятка черемисов для отвода глаз рядом с Переяславкой посадим на случай прихода новгородцев или булгарцев… Если что, скажут, что не ведают ни о чем, их поселение – и точка. Большую же часть наших людишек после жатвы в Сосновку отведем: пусть достраивают весь, печи кладут да к зиме готовят… Благо домов там в достатке заложили. Ну… следить надо, конечно, доверия в таком деле быть не может. Пока мы в Суздале торговать будем, половина воев наших в веси обретаться будет – все нам поспокойнее. Заодно за черемисами приглядят да воинские навыки на них оттачивать смогут. Тем более мы за это кугузу приплатились…

– Приплатились… – хмыкнул Трофим. – Все суздальцам уйдет, иначе сотник натворил бы дел там, по словам его… Считай сам: четыре тысячи шкурок беличьих, сшитых по полтретяста[34], по четверти дирхема за штуку. И это не клязьминская белка какая-то, а… лучше, вот. Считай, чуть меньше… да нет, почти в нынешнюю куну каждая векша выходит… Всего восемь десятков гривен кун али два десятка гривен серебра. Тысяча куниц по одному старому дирхему, или ногате той же… Это пять десятков гривен кун… Сотня лисиц по пять ногат – это два десятка и еще четыре гривны…