– Нет, – у суперинтенданта перехватило горло, – нет… но я наверняка знаю, кто его не убивал.

– Сдается мне, это сделали двое, – вмешался Телман, пристально смотревший на распростертое безжизненное тело, лежащее на скамье. – Или, во всяком случае, двое собирались…

Томас стоял неподвижно и размышлял, можно ли возбудить дело против кого-то, кто ударил труп по голове и спустил его под воду. Какой это вид преступления? Осквернение мертвого тела? Будет ли суд связываться с таким делом? И хочет ли он, чтобы суд этим делом занялся?

– Сэр? – нарушил его раздумья Телман.

Суперинтендант встрепенулся:

– Да… Да, уберите здесь, пожалуйста, инспектор. У меня есть еще одно дело наверху… Полагаю, что есть. Спасибо.

Затем он взглянул на Пирса:

– Благодарю вас, мистер Гревилл. Я ценю и ваше мужество, и ваше искусство… очень высоко ценю. Пожалуйста, помогите отнести тело опять на ледник; и, ради бога, заприте дверь и проследите, чтобы нигде не осталось следов нашей деятельности. Спокойной ночи.

Питт направился к двери, открыл ее и снова пошел к центральной части дома, а потом поднялся по лестнице.

Когда он вошел в спальню, Шарлотта уже спала, но точно так же, как и она, вернувшись из Лондона, не смогла ждать до утра, чтобы рассказать мужу новости, так ему теперь необходимо было поделиться с ней новыми сведениями.

Томас будил ее не так осторожно и постепенно – ему было не до дипломатических любезностей. Войдя, он сразу зажег большую лампу и направил свет прямо на супругу.

– Шарлотта, – позвал Питт, не повышая голос.

Она что-то пробормотала насчет яркости света и медленно повернулась на другой бок, закрыв лицо одеялом.

– Шарлотта, – повторил Питт, подойдя и садясь на постель. Он почувствовал, что, пожалуй, слишком нетерпелив, но времени для более мягкого подхода у него не было. – Проснись. Мне надо поговорить с тобой.

Еще не проснувшись как следует, Шарлотта услышала, что его голос необычно настойчив. Она села, мигая и заслоняя от света глаза. Заплетенные в косы волосы расплелись и рассыпались у нее по плечам.

– Что такое? Что случилось? – Она уставилась на мужа, еще не ощущая тревоги, потому что его лицо не выражало ни малейшего страха. – Ты узнал, кто его убил?

– Нет, не узнал… но это не Джастина.

– Да нет же, это точно она. – Шарлотта хотя и мигала от яркого света, но уже проснулась и была полна любопытства. – Так по всему выходит. Почему она тогда была на лестничной площадке, переодетая в платье горничной? Ведь иначе во всем этом нет никакого смысла!

– Да, она вошла и ударила его по голове, а потом опустила тело под воду, – согласился Томас. – Но она его не убивала – к тому времени он был уже мертв.

Шарлотта непонимающе уставилась на него, решив, что ослышалась:

– Уже мертв? Ты уверен? Как ты об этом узнал?

– Да, я уверен, так сказал Пирс… – начал объяснять суперинтендант.

– Пирс? – Его жена села совершенно прямо. – Но если он об этом знал, то почему же не сказал раньше? – Лицо у нее омрачилось. – Томас, может быть, он знал, что это Джастина, и поэтому…

– Нет. – Питт был совершенно категоричен. – Нет, он не знал ничего заранее. Он просто предоставил мне доказательство…

– Какое доказательство? Что такое он узнал сейчас, чего не знал прежде?

Шарлотта задрожала от холода, потому что уже давно сбросила одеяло.

– Мы перенесли тело в прачечную и постарались провести кое-какое вскрытие… – сказал Томас. – Шарлотта, Джастина намеревалась убить Эйнсли Гревилла, но кто-то пробрался в ванную раньше ее и сломал ему шею – одним-единственным, очень искусным ударом… Это был кто-то знающий, как убивать, и, очевидно, занимавшийся этим и прежде.

Миссис Питт охватила еще более сильная дрожь, но она как будто забыла о том, что можно просто протянуть руку и накинуть на себя теплое одеяло.

– Ты говоришь об убийце, – прошептала она, – одном из здешних ирландцев?

– Да; другого мнения, по-моему, быть не может.

– Это Падрэг Дойл?

– Не знаю. Возможно.

– Юдора этого не переживет. – Шарлотта пристально посмотрела на супруга: – Томас…

– Что?

Суперинтендант думал, сейчас она скажет о жалости, о том, что он ни в чем не виноват и что не надо так сильно печалиться из-за миссис Гревилл. Но он ошибся.

– Ты должен быть готов к тому, что она уже знает об этом, – заявила миссис Питт.

Все в нем восставало против этой отвратительной – и страшной – мысли. Он не мог вообразить, что мягкость черт и грустный, словно раненый взгляд Юдоры – лишь маскировка для злобной, пусть и молчаливой, сообщницы по холодному, безнравственному политическому убийству.

Шарлотта глядела на него тоже с уязвленным и печальным видом. Только она страдала из-за мужа, а не из-за Юдоры.

– Миссис Гревилл очень близка с братом, – тихо продолжила она. – И она, как и все остальные гости, – ирландка, даже если и не похожа на них и уже двадцать лет живет в Англии. Тем не менее она может сохранять старую ненависть и иррациональное восприятие всей этой проблемы, которое заразило их всех.

Немного помолчав, Шарлотта ласково коснулась руки супруга:

– Томас, ты же их видел, ты слышал, как и о чем они спорят. Ты сам мог убедиться, что с ними происходит, едва они начинают говорить об Ирландии. Свобода одного воспринимается ими как угнетение и несчастье другого, как стремление украсть все, что его предки наработали в течение нескольких поколений и, что гораздо хуже, как утрата свободы вероисповедания. Националистическая независимая Ирландия будет римско-католическим государством. Законы будут установлены в пользу католиков, и верования отдельного человека в рассуждение приниматься не будут. Все книги будут цензурироваться согласно папскому индексу запрещенных книг. Очень многие действия будут преследоваться по закону. – Шарлотта потянула к себе одеяло и завернулась в него. – Мне это не нравится с тех самых пор, когда мой отец говорил, что мне можно читать, а что – нет. И я бы восстала против запретов папы римского: ко мне они не должны и не могут иметь отношения. Но в католической Ирландии некоторые книги будут вне закона. Если бы я росла там, то даже не знала бы об их существовании… Я знала бы только то, что считает необходимым знать церковь. Может быть, я даже не любила бы и не хотела бы читать… И я могла бы согласиться со всем этим… не по собственному выбору и желанию.

Суперинтендант слушал ее не перебивая, а она все говорила:

– Но я хочу, чтобы все происходило только с согласия народа, чтобы он имел право голосовать… – Тут миссис Питт криво улыбнулась. – И я даже сама хотела бы иметь право голосовать. Но я не терпела бы, чтобы римские кардиналы указывали мне, что делать.