складки свободного платья. С запоздалым, но приятным удивлением Келлгар отметил, что друзья действительно рады его видеть, и только при встрече он понял, как сильно скучал по их обществу.

В какой-то момент после второго или третьего бокала вина Келл вдруг с грустью подумал, что в его жизни наконец, столько лет спустя, появилось подобие семьи. В такие вот моменты, как веселый семейный ужин, он мог бы сказать, что чувствует себя счастливым. Но долго ли это продлится? Когда-нибудь Берт и Нова захотят вернуться в родной дом, в родной Химпейк. Будет ли он им нужен?

Через месяц или около того, когда Келл начал привыкать к неспешному, размеренному ритму жизни, ко времени, посвященному самому себе, и уже практически забылись недавние события, из ленивой полудремы его выдернули возгласы Новы. Он отложил книгу, за которую взялся от скуки, и вышел в коридор, чтобы выяснить, что случилось. Какая-то возня и громкие разговоры, то ли испуганные, то ли взволнованные, растревожили многовековую тишину башни. На пороге комнаты друзья о чем-то оживленно спорили. Увидев Келла, Берт — растрепанный и с широко распахнутыми глазами — закричал ему:

— Надо найти Инмори!

Нова отпихнула Берта в сторону и направилась к лестнице. Одной рукой она держалась за живот, а другой опиралась о стену. Келл понял все без лишних вопросов и кинулся вниз по лестнице, на ходу пытаясь придумать, как найти Бессмертную в замке, двери которого подчиняются только ее силе.

— Ну куда ты идешь? Подожди ее в комнате! — было слышно за спиной.

— Я сама ее найду! Ты не понимаешь!

Келл выскочил в круглый зал с никогда не гаснущими свечами, и практически одновременно на противоположной стене образовался проход. Искать Инмори не понадобилось.

— Спокойно, — произнесла женщина, прежде чем Келл успел набрать в грудь воздуха.

Он остановился посреди зала в ожидании указаний, если такие последуют, в то время как Инмори приблизилась к проходу в гостевую башню. Прямо перед ней на последних ступенях лестницы замерла Нова. Ее щеки покраснели, взгляд выдавал волнение. Девушка всем телом бессознательно потянулась к Бессмертной, ища поддержки и помощи, и Инмори позволила ей это. Она погладила ее волнистые волосы, уложила голову на свое плечо, и Нова принялась тихонько всхлипывать.

В нескольких ступенях позади остановился растерянный Берт. Воцарившуюся тишину нарушали только редкие всхлипы и шумное дыхание. Селестия наклонилась к Нове и прошептала:

— Время пришло. Прости, дитя, но миру нужно спасение.

Нова подняла на нее удивленный взгляд — и в это мгновение Бессмертная свернула ей шею. В следующий миг тело девушки откинулось назад на ступени, а Берт в ужасе вскрикнул:

— Что…

Инмори легонько повела рукой, словно хотела отогнать назойливую мошку — снова раздался тошнотворный душераздирающий хруст. Голова Берта резко дернулась в сторону. Он повалился на ступени лицом к стене, а Инмори через плечо бросила взгляд на Келла.

Он словно прирос к месту. Он не мог ни пошевелиться, ни закричать, сердце разрывалось от обиды и гнева и горя и непонимания и ужаса, но больше горя. Зачем? — хотелось кричать, но из раскрытого рта вылетали только сдавленные хрипы.

А на лице Бессмертной не отразилось ничего.

Женщина опустилась на колени около трупа Новы, по щеке которой еще катилась слезинка, и с треском разорвала ее платье, оголив круглый живот. Провела рукой по натянутой коже, под которой еще пряталась жизнь.

— Не думай, что мне не жаль ее. Но так надо.

Она погрузила в податливую плоть острые пальцы и потянула в стороны, кожа порвалась, прямо как платье чуть раньше. Из раны тут же хлынула кровь. Бессмертная опустила руку в чрево — по краям раны полилась околоплодная жидкость — и извлекла на свет крохотного красного младенца. Его рот и ноздри были забиты слизью, и он тихо подергивал конечностями. Инмори одной рукой держала младенца на весу, а другую погрузила в податливую грудную клетку. Пальцами вырвала крохотное сердце и целиком запихнула его в рот, затем отложила мертвого ребенка в сторону и потянулась за вторым.

Со своего места Келл мог разглядеть, что это были девочки. Все происходило так медленно, хоть и заняло не больше минуты, что Келл успел разглядеть множество деталей: цвет пуповины и мокрые клочки волос на макушках младенцев, поджатые пальчики ног и синие вены под тонкой кожей… Бессмертная меньше чем за пару минут убила четверых.

Она положила в рот второе сердце, почти не запачкав лицо, оставила девочку на ступени около тела матери и отвернулась. Спустилась вниз, не обращая внимания на лужу крови и других жидкостей, которая натекла с лестницы. Колени, рукава и подол ее платья пропитались кровью, с пальцев слетали капли на мраморные плиты пола, пока она медленно приближалась к Келлу.

— Осуждаешь? А ведь сам никогда не отказывался от жареной человечины.

Она ведь шутит? Или то мясо действительно было… От такого открытия Келла замутило. Вдобавок ко всем потрясениям еще и это. В мыслях просто не могло уместиться все и сразу. Взгляд снова упал на трупы за спиной Инмори, и сейчас это было куда важнее. И куда страшнее.

— Зачем? — одними губами прошептал он.

— Полагаю, ты заслуживаешь знать. Их жизни послужат на благо всего мира. Это малая жертва, на которую пришлось пойти, чтобы спасти всех остальных. Мне нужны силы. Поглотив сердца остальных Бессмертных, я стала сильнее, чем кто-либо, но этого оказалось недостаточно. А теперь у меня есть поглощенная энергия Экко и два маленьких, но сильных сердца детей, которые были зачаты в Тайном Месте. Не смотри на меня так, ты же знаешь, что силой обладает только сердце живого существа.

— Ты все это спланировала… — снова попытался прошептать Келл. Он только начал понимать, насколько же сильно ошибся в Инмори.

— Это случай. Когда ты привел девушку, которая хочет забеременеть, я увидела в этом шанс создать таких детей, которые отдадут нужную мне энергию. Экко просто удачно подвернулся под руку, да и вторая луна взошла именно в этом году. Остался только ты.

— Я? Давно..? — Давно ты решила убить меня, хотел спросить Келл, но сил и так едва хватало. Инмори подавляла его, полностью сковала его тело, оставив возможность изредка глотать воздух. Легкие горели огнем, кружилась голова.

— С самого начала.

Его сердце и так сжималось от боли и обиды, а при этих словах оно вовсе превратилось в кровоточащий обугленный комок. Жизнь оказалась ложью, и с самого начала он не имел собственного выбора. Прямо как свинья, которой с рождения уготовано стать главным блюдом на званом обеде.

— Когда на