Отсутствие в надписи Сога упоминания боспорского царя также не может служить аргументом в пользу предположения о превращении Боспорского царства в римскую провинцию. В посвятительных надписях культового характера, — а такой именно и является надпись Сога, — очень часто боспорские цари не упоминались.

Если нет основания говорить о превращении Боспора на рубеже III—IV вв. в римскую провинцию, то все же в связи с некоторой временной политической стабилизацией Рима, происшедшей при Диоклетиане, зависимость Боспора от Рима на известный период, приблизительно соответствующий времени правления Диоклетиана, очевидно, значительно усилилась. К такому выводу обязывает надпись (ΙΡΕ, II, 363), высеченная в 307 г. на надгробном памятнике, который был воздвигнут в память Марка Аврелия Андроника, сына Паппы, бывшего наместником царства (πριν ό επί της βασιλείας), и его сына Алексарфа, военачальника (он был λοχαγό;, т. е. 1 начальник отряда войск). Памятник этот поставили власти Агриппии и Кесарии: Άγριππέων (και) Καισαρέων άρχοντες.31 Интересно, что в данном случае воскрешены были те новые названия боспорских столиц, которые возникли еще при императоре Августе, представляя собой тогда определенную форму выражения верности Риму со стороны правящих верхов Боспора.

Однако эти переименования Пантикапея в Кесарию, а Фанагории в Агриппию не получили, как известно, популярности на Боспоре; особенно не встретило успеха новое название Пантикапея.32 Вряд ли случайно нет ни одной боспорской надписи, в которой было бы употреблено название Кесарии. Оно фигурирует лишь на медных монетах времени Динамии. Видимо, правителям Боспора не очень импонировало переименование их столицы, произведенное в начале I в. н. э. и чересчур резко подчеркивавшее ограничение суверенитета Боспорского царства Римской империей.

Появление в начале IV в. в указанной выше надписи, текст которой был составлен какими-то лицами из состава боспорской правительственной администрации (άρχοντες), названий не только Агриппии, но и Кесарии, может быть объяснено лишь тем, что при соответственно сложившихся в то время политических взаимоотношениях между Римом и Боспором вторые, «романофильские» имена боспорских столиц потребовалось пустить в ход, чтобы продемонстрировать полную лойяльность правящих верхов Боспора к Риму.

Боспор, однако, продолжал и в начале IV в. оставаться самостоятельным государством. На основании монет известно, что с 278 79 по 308/09 гг. правителем непрерывно был царь Фофорс (табл. VI, 95), которого сменил Радамсад или Радамсадий (308 09—318/19 гг.) (табл. VI, 96), а затем — Рискупорид VI (табл. VI, 97). Сохранение прежнего типа боспорских статеров с изображением на одной их стороне бюста боспорского царя, а на другой римского императора показывает, что на протяжении первых десятилетий IV в. Боспор формально продолжал оставаться зависимым от Рима государством. Другой вопрос, насколько эта зависимость была теперь прочной и реальной. Вряд ли в тот период Римская империя была в состоянии действенно осуществлять свой протекторат над Боспором. Из всех пунктов северного Причерноморья один лишь Херсонес безусловно продолжал оставаться морской базой и стратегическим аванпостом, который империя с определенной последовательностью и настойчивостью продолжала удерживать за собой на протяжении IV в., тогда как отношения с Боспором были гораздо более сложными и далеко не столь ясными.

В сочинении византийского императора Константина Порфирородного «Περι εθνών» имеется подробное описание войны, которую якобы Боспор вел против Рима во времена императора Диоклетиана.33 При этом в качество тогдашнего правителя Боспора назван царь Савромат, сын Крисконора, хотя достоверно известно, что в тот период, при Диоклетиане, царем был Фофорс. Из рассказа об этой войне, имеющего характер своего рода исторической новеллы, мы узнаем, что царь Савромат собрал варваров (савроматов), обитавших в районе Азовского моря, и пошел походом сначала на страну лазов, а затем на римские владения в Малой Азии, где и успел продвинуться вдоль южного Причерноморья вплоть до реки Галис. В виду создавшегося трудного положения (у римлян нехватало сил, чтобы приостановить это наступление), император Диоклетиан обратился за помощью к Херсонесу. Херсонесцы собрали войско и вторглись на территорию Боспора. Пустив в ход военную хитрость, они овладели боспорской столицей Пантикапеем (у Константина она именуется Боспором) и захватили в плен жену и семейство царя. Отправленное затем в Малую Азию посольство из представителей Херсонеса и плененной боспорской знати имело задачей склонить Савромата прекратить войну и заключить мир с римским императором. В качестве репрессии, если это предложение будет отклонено, херсонесцы угрожали поголовным истреблением жителей Пантикапея. Савромату ничего не оставалось другого, как принять предложение. Военные действия были прекращены. Войско Савромата стало возвращаться на север, херсонесцы же освободили боспорскую столицу и захваченных в ней пленных.

Согласно Константину Порфирородному, несколько позднее, уже при императоре Константине, боспорцы с помощью варваров, живших у Азовского моря, неоднократно нападали на Херсонес, но всякий раз терпели поражение. Описание этих войн между Боспором и Херсонесом дано в сочинении Константина Порфирородного с обилием подробностей, имеющих часто ярко выраженный легендарный характер.

Все эти повествования византийского писателя-императора обычно расцениваются как легенды, лишенные всякой исторической ценности. Особенно резко осудил их известный историк Моммзен, считавший, что «херсонесские легенды», переданные Константином Порфирородным, «не могут приниматься во внимание» и, стало быть, не имеют никакой цены как исторический источник. Тем не менее трудно допустить, что указанные «херсонесские легенды» не имеют под собой решительно никакого реального основания. Представляется более вероятным, что, хотя и в сильно искаженном виде, в них всё же нашли отражение некоторые события, имевшие место в действительности. Рассказ о походе варваров во главе с боспорским царем Савроматом на Малую Азию, повидимому, был порожден многократными готскими набегами на Малую Азию, которые, как известно, совершались из пределов Боспорского царства. Нетрудно отгадать, почему в рассказе Константина Порфирородного поход варваров возглавляется боспорским царем. Основанием для этого могло послужить то хорошо известное обстоятельство, что боспорские цари оказывали активное содействие пиратским экспедициям, отправлявшимся из Азовского моря на юг. Очень хорошо также известно, какую роль играл при осуществлении этих экспедиций боспорский флот. Вряд ли участие боспорцев ограничивалось только флотом. Хотя литературные источники после 275 — 276 гг. не говорят о пиратских походах из Меотиды на Малую Азию, но рецидивы такого рода предприятий, несомненно, могли иметь место и позднее, в начале IV в. Следует в этой связи вспомнить, что еще в 323 г. в нападении на дунайские владения Рима принимали участие приазовские варвары.34

Во всяком случае, следует признать вполне установленным, что в результате вторжения ряда варварских племен в северное Причерноморье и Приазовье, вследствие вообще усилившейся активности варваров, Боспор, потерявший прежнюю действенную поддержку со стороны Рима, вынужден был в целях самосохранения всё более прибегать к компромиссной политике в своих взаимоотношениях с