видеть ее снова. Она выслушала все, не подавая виду, как она этому рада; затем она послала за своими баронами из Сорелуа. Огласив новости перед собранием, она отвела в сторону Галеота и его друга:

– Скажите мне, милые друзья, что мне делать: вы видите, бароны Логра пришли призвать меня обратно. Мнимая королева умерла, и король теперь знает, что он венчался со мною перед Святой Церковью. Как бы то ни было, я не отвечу, не спросив совета у вас.

– Госпожа, – ответил Ланселот, – наш совет всегда в том, на что будет ваша воля; но плохо любил бы вас тот, кто стал бы отговаривать вас принять почести и владения Бретани, вам принадлежащие. Король Артур – первейший из героев, как бы ни был он грешен; а значит, вас бы порицали, что вы медлите воссоединиться с ним в угоду тому, чего, как видно, желают ваши друзья. Друзьям же этим надлежит забыть свои корысти, имея в виду лишь честь и долг дамы, ради которой они живут более, чем ради самих себя.

– А вы, Галеот, даритель столь обильных моих угодий, что вы мне посоветуете?

– Госпожа, вы знаете, как я был бы рад, если бы вы остались с нами; но давать вам такой совет неуместно. Я согласен с Ланселотом. Лишь одного нам остается пожелать: не кануть в забвение и сохранить вашу благосклонность.

Королева рада была видеть, что ее друзья советуют ей то, к чему она склонялась и сама. Два чувства разрывали ей душу: любовь к Ланселоту и преданность королю. Она не заблуждалась, зная, как трудно ей будет примирить голос сердца с зовом совести. Самая мудрая, прекрасная, совершенная из женщин была беззащитна перед самым мудрым, прекрасным и отважным из мужчин. Когда бы не это, она бы телом и душою была со своим супругом королем, которому она, увы, не была предана всецело. И вот она заключила в объятия друг за другом Галеота, Ланселота и госпожу Малеотскую; слезы их смешались. Назавтра она пригласила баронов Сорелуа, освободив их от принесенной ей клятвы, и они вновь присягнули Галеоту. Велика была печаль от расставания с нею среди дам, девиц и всех жителей страны Сорелуа.

Она пробыла их королевой два года и одну треть, начиная с Пятидесятницы и до конца февраля третьего года[222]. Когда они приближались к Кардуэлю, Галеот и Ланселот увидели короля Артура, едущего навстречу королеве. Король встретил их с любезнейшим видом, хотя еще не утешился после смерти девицы Кармелидской. Но из всех, кто выказывал радость от возвращения королевы, никто не был более счастлив, чем мессир Гавейн; он бросился к ней с распростертыми объятиями и без конца обнимал и целовал Ланселота с Галеотом.

А Галеот сказал королю:

– Сир, я возвращаю вам даму, которую вы вверили под мою защиту. Если я не сдержал обещания, да не помогут мне вовеки Бог и семеро святых этого храма!

И он простер руки к часовне.

– Я верю, дорогой друг, – ответил король, – никогда я не в силах буду отблагодарить вас за то, что вы для меня совершили. И все же придется мне просить вас еще об одном благодеянии.

Пока он это говорил, Ланселот намеренно держался в стороне, предаваясь своим печальным думам; ибо он предвидел, что останется лишен общества королевы. Галеот же, как ни боялся потерять друга, просил королеву употребить все свое влияние на Ланселота, чтобы склонить его вновь занять свое прежнее место в доме короля, среди сотрапезников Круглого Стола.

В тот же вечер архиепископы и епископы Великой Бретани вновь сочетали браком короля и королеву перед ликом Святой Церкви. Но Ланселот не мог разделить всеобщую радость; он простился с королевой и вернулся в Сорелуа, не уведомив о том короля.

Спустя два дня король отвел в сторону Галеота и королеву.

– Прошу вас, – сказал он, – ради вашей верности и любви ко мне, сделать так, чтобы Ланселот меня простил и снова одарил меня своею дружбой.

– Я бы с ним поговорил, – сказал Галеот, – но его здесь нет; вот уже три дня, как он уехал в мою страну.

– Печально для меня, – ответил король, – я думал предложить это ему самому после вашей с ним беседы. Он столько сделал для королевы, что не мог бы ей отказать.

– Ах, сир! – промолвила тут королева, – я не нахожу, что он так уж много для меня сделал; разве он не уехал нынче, не простившись с нами? Впрочем, по мне, так лучше ему вот так уйти, чем мне выслушивать отказ на мою просьбу.

– Госпожа, – сказал Галеот, – многое приходится терпеть от человека столь благородной души, как Ланселот: Бог дал ему сердце, не способное забыть ни благодеяний, ни обид. Я с этим подступался к нему не раз, но ничего добиться не мог. Он по-прежнему сильно досадует на короля, которому не подобало содействовать обвинению и вынуждать его оспорить приговор баронов Кармелида.

Король слушал и охотно признавал свою вину; ибо, как мы уже видели не раз, он испытывал живейшую склонность к Ланселоту. Долгое время даже тщетны были попытки посеять в нем подозрения касательно природы чувств королевы.

– Что бы ни делал Ланселот, – говорил он, – ненавидеть его будет выше моих сил. Потому надобно вам смягчить его, друг Галеот, если вы хотите успокоить мою душу. Клянусь на святых мощах и перед вами, что пожалую ему все, что ему заблагорассудится.

Галеот обещал вернуться с Ланселотом к пасхальным праздникам; королева же, стоило уйти королю, стала заклинать его привезти обратно друга, от которого ждала всевозможных услад.

– И не бойтесь утратить ваше с ним содружество: уж я сумею сохранить его таким, каким вы наслаждались на ваших дальних островах.

Галеот отбыл на другой день. Приехав в Сорелуа, он поведал Ланселоту, что было между ним, королем и королевой. В Страстной четверг они вернулись ко двору и в разгар пасхальной недели нашли Артура в одном из его замков, называемом Динасдарон[223]. У Артура было в обычае в Страстную неделю не садиться верхом [224]. Он был рад вновь увидеть Ланселота, и уж никак не меньше была рада королева. Неделя протекла в молитвах; в день Пасхи король вернулся к беседе с Галеотом. Королева же Гвиневра послала за Ланселотом; она обняла его на виду у всех, кто был в ее покоях; затем она взяла его за руку, велела присутствующим удалиться и оставила только его, Галеота и госпожу Малеотскую.

– Милый, желанный мой друг, – сказала она ему, – дела у нас таковы,