class="p1">– Прибери меня Бог, вы правы: я дождусь смерти от вашей руки, я не мог бы ее принять от лучшего рыцаря.

И он стал на месте, едва прикрывая голову капюшоном кольчуги и последними клочьями щита. Ланселот выбил меч у него из рук; все, кто смотрел на него, прониклись состраданием. Но пылая мщением и воспламенясь еще более при виде королевы, победитель одним яростным ударом рассек шлем и забрало, вонзил Эскалибур в череп, и тело простерлось на земле, став бездыханной кучей плоти.

– Ах! прекрасный, славный меч, – сказал Ланселот, возвращая его в ножны, – кто владеет тобою, у того не иссякнет доблесть.

Он вернулся к своему коню и уже горел нетерпением в третий раз услышать звуки рога.

Но бароны Кармелида поспешили пасть в ноги королю:

– Виноваты, сир, мы позволили начать бой до того, как привели шампионов к клятве, что они стоят за правое дело. Уместно спросить их хотя бы теперь, не желают ли они дать клятву: одни в том, что приговор верен, другой – что запятнан изменой[212].

Король уступил было просьбе баронов, но тут Галеот, еще не уверенный толком, чье дело правое, торопливо затрубил в рог. Начался третий поединок. Рыцарь по имени Гиврет Ламбальский[213] был славен своею отвагой. И хотя оба коня казались по силе равны, он решил, что скорее одержит победу, вынудив Ланселота сражаться пешим. При первом столкновении он рассек грудь Ланселотову коню. Но Ланселот, падая, обхватил его, приподнял и увлек за собою прочь из седла. Тут они оба разом обнажили мечи и начали бить по шлемам, будто по наковальням. Во все стороны сыплются звенья кольчуг; брызжет алая кровь и обагряет кольчужную сталь; однако лучшие удары наносит Ланселот, и даже для тех, кому издавна знакома доблесть Гиврета, его поражение несомненно.

Яростная битва длилась до Девятого часа[214]. Обескровленный Гиврет почувствовал, что задыхается; Ланселот его теснил, гнал вдоль ограды, но не торопился нанести решающий удар. А тот еще подымал руку, но бить уже не мог. Наконец, Ланселот поверг его наземь, сорвал с него шлем и воскликнул, возведя глаза к башне, где Кэй сидел подле королевы:

– Сир Кэй, вот и третий; не желаете быть четвертым?

Кэй опустил голову и ничего не ответил. Видя себя беззащитным, Гиврет распростерся у ног Ланселота.

– Доблестный рыцарь, – сказал он, – я прошу у вас пощады!

– Нет пощады за столь тяжкое оскорбление!

Побежденный собрал последние силы и сдержал правую руку Ланселота; но тот ухватил его левой рукой поперек, опрокинул обратно, поставил ему колено на грудь и рукоятью меча ударил в забрало и наголовник кольчуги. Тогда бароны и дамы, восхитясь умелой защитой Кармелидского рыцаря, стали просить короля подать знак к окончанию боя.

– Я бы рад, – сказал Артур, – но Ланселот в таком пылу, что мои приказы его не остановят.

– Сир, – сказал Галеот, – есть, пожалуй, один способ смягчить его. Пойдите и упросите даму, за которую он бьется, чтобы она замолвила слово за жизнь Гиврета; она, несомненно, сделает так, как вам угодно.

– Не откажусь, я ничего не пожалею, чтобы спасти такого славного рыцаря.

И Артур пошел к королеве; увидев его, она поднялась ему навстречу.

– Госпожа, – сказал он, – приговор суда не имеет силы; вы оправданы; но этот рыцарь, поверженный Ланселотом, умрет, если вы не заступитесь за его жизнь; а это было бы прискорбно, ведь он большой храбрец.

– Сир, если вам так угодно, я сделаю для него все, что смогу.

Она спустилась с башни, вышла на луг и пала на колени перед Ланселотом, говоря:

– Милый мой друг, я умоляю вас пощадить этого рыцаря.

Видя ее в этой униженной позе, Ланселот с превеликим трудом овладел собою.

– Госпожа, вам нечего бояться за него: если пожелаете, я отдам ему свой меч, а не только сохраню ему жизнь. Разве вы не та дама, которой я должен повиноваться превыше всего, которая подобрала и исцелила меня, когда я был не в себе? А с вами, Гиврет, я в расчете, мне нечего более требовать от вас.

Тут все столпились вокруг Гиврета; его подняли, поддержали, отвели к своим. И уж поверьте, что если была причина радоваться у одной из двух королев, то совсем иначе обстояло дело у второй, как и у баронов Кармелида, признанных навеки недостойными вершить суд по причине ложного приговора.

LXXI

Победа Ланселота хотя и сохранила жизнь госпоже Гвиневре, но не вернула ей титул королевы Логра и законной супруги Артура. Все же она подалась обратно в Бретань, но не с королем, а с мессиром Гавейном, который в дни ее опалы оставался для нее тем же, кем был всегда.

Когда они были близко от Бретани, ее догнал Галеот и тут же при мессире Гавейне заговорил с нею:

– Госпожа моя, пускай вам придется жить в разлуке с королем так долго, как угодно будет Богу, но вы всегда были столь любезны и милостивы с баронами, что нет среди них ни одного, кто надумал бы оставить вашу службу. Что касается меня, я предлагаю вам в присутствии монсеньора Гавейна самую прекрасную из моих земель, приятную для глаз, богатую угодьями и обильную крепостями; там вам будут не страшны злые козни новой королевы.

– Премного благодарна, Галеот, – ответила королева, – но я не могу принять никакого надела без позволения моего сеньора короля. Хотя он и изволил отвергнуть меня, я все же должна поступать так, как он прикажет.

На другой день Гвиневра, опершись на руку Галеота, ожидала Артура при выходе из часовни и пала перед ним на колени:

– Сир, вам угодно, чтобы я удалилась; но я не знаю, где вы мне пожелаете обрести пристанище. Пусть это будет, по крайней мере, такое место, где я могла бы спасти свою душу и не бояться ничего от моих врагов! Если меня опозорят, когда я под вашей защитой, позор этот падет на вас. Лишь от меня зависит, принять ли в дар другую землю; ее мне предлагают из почтения не столько ко мне, сколько к вам; но я не приму ее без вашего согласия.

– Что это за земля и кто вам ее предлагает?

– Я, сир, – живо отозвался Галеот. – Я приношу ей в дар самое прекрасное и приятное из моих владений: это Сорелуа, где госпоже некого будет бояться.

– Я об этом посоветуюсь, – ответил король.

Он собрал своих Логрских баронов и поделился с ними замыслом Галеота. Мессир Гавейн отвел его в сторону.

– Сир, – сказал он, –