роста. Некоторые выше деревьев и торчат над ними, любопытно выставив своя; коричневые круглые шляпки.

Я аккуратно срезал перочинным ножиком одну березку и принялся рассматривать через лупу площадь среза. Ого, сколько вегетационных колец! Одно, два, пять, семнадцать… Я насчитал сто четыре кольца! Крошечному деревцу было более ста лет!

Я смотрел на удивительный лес (он был старше меня более чем втрое) сверху, будто с самолета. Пожалуй, даже нельзя было назвать это лесом, скорее — зарослями кустарника. В разные стороны торчали маленькие веточки. На них видны были крошечные листочки. Стало быть, это береза — кюэ, по-яганасански.

Но почему в горах Бырранга, за одним из ее хребтов, то есть значительно севернее того места, где я находился, растут не карликовые, а настоящие деревья, березы в три человеческих роста?…

Я засмотрелся на горы.

— Ты что это бездельничаешь? Природой залюбовался? — ворчливо сказала Лиза. — Помоги-ка лучше костер разжечь.

— Вулкан! — объявил я, подсаживаясь к куче мха, над которой склонился Савчук. — Петр Арианович нашел в горах оазис. И он разгадал его природу. Это вулкан!

— Почему вулкан?

Я с удивлением оглянулся. Лиза, задавшая этот вопрос, стояла спиной ко мне и вынимала из мешка сухари и посуду.

— Почему?… Но ведь в письме говорится: «вероятно, вулкан»! Вулкан, надо думать, уже не действующий. Однако в кратере еще сохранилось тепло. Склоны его «покрыты лесом». Вулканический туф чрезвычайно плодороден.

На каждом привале мы говорим только об этом. Темой нашего спора служат те несколько слов из письма Петра Ариановича, которые остались непонятными и как бы повисли в воздухе.

Савчук, человек системы, разбил их на четыре группы.

Слова: «называя себя «детьми солнца» — не добавляли ничего нового к тому, что было уже известно.

Две фразы (вернее, обрывки фраз): «петлей на шее ребенка» и «поспешил на помощь» — явно относились к какому-то самоотверженному поступку Петра Ариановича. Вероятно, он спас (или пытался спасти) ребенка, которому угрожала смерть.

Третью группу, по классификации Савчука, составляли слова: «попытка бегства» и «пленником Маук». Из них явствовало, что Петр Арианович предпринимал попытку уйти от «детей солнца», чтобы продолжать свой путь на юг. Ему помешали в этом (кто и как — неизвестно), и он остался в горах пленником (или заложником) таинственной Маук. (Видимо, Петр Арианович не был в заточении, даже пользовался известной свободой действий, так как ухитрялся «кольцевать» гусей, метить оленей и посылать письма в плавнике.)

По этому поводу не возникало разнотолков.

Но последнюю, четвертую группу слов: «много высоких деревьев», «покрытые лесом» (склоны, долины или ущелья) и «вероятно, вулкан» не так-то просто было понять.

— Да, туф плодороден, — задумчиво согласилась Лиза.

— Во времена Спартака, — сказал Савчук, выпрямляясь (ему удалось наконец разжечь мох), — во времена Спартака кратер Везувия густо зарос деревьями. Лес был так обширен, что в нем могла укрыться вся армия восставших рабов…

— Видишь, и Владимир Осипович подтверждает!.. А потом, зря, что ли, Петр Арианович занимался вулканологией? Ведь он хотел выписать в Якутск книги о вулканах. Значит, тогда еще считал, что в Сибири есть вулканы, и не только на Камчатке…

— Петр Арианович мог ошибиться.

Эти слова Лизы я воспринял как кощунство.

— Петр Арианович?! Ну, знаешь ли!..

— Напрасно кипятишься. Не меньше твоего люблю и уважаю Петра Ариановича… Но послушайте вы, Володя. Будьте нашим судьей! Находясь в ссылке, Петр Арианович был лишен общения с другими учеными?

— Конечно.

— Не мог следить за последними научными новостями?

— Где уж из ссылки следить!

— Ему, заметьте, не разрешили выписать ни одной книги по вулканологии. Уверена, он даже не знал о существовании так называемых ложных вулканов.

— А что это?

— Есть разные ложные вулканы… — Лиза замялась. — Ну, я пока расскажу только об одной категории их. Это дымящиеся сопки в Саянах.

— В Саянах?

— Да. По берегам Енисея на отрогах Саян есть сопки, над которыми курится дым. Местные жители называют их вулканами. Но это неправильно. За дым принимают теплый водяной пар, который выделяется из многочисленных расщелин в горе.

— Пусть так: не Саяны, а Камчатка! — подхватил я. — Полуостров вулканов! Вот такой, если хотите знать, представляю себе Быррангу!

— Но ведь вы, Лизочка, бывали на Камчатке, — примирительно сказал Савчук.

— Правильно! Ты в прошлом году была на Камчатке. Даже спускалась зачем-то в один из кратеров. Как его?… Урона?… Узора?…

— Узона. В том-то и дело, товарищи, что пейзаж Узоны совершенно не похож на пейзаж ущелья или долины «детей солнца», поскольку мы можем судить о нем из описаний Бульчу.

— Чем не похож?

— Судите сами. Кратер Узона — это почти круглая, несколько километров в диаметре, впадина. Средняя часть ее занята озером. Ландшафт совершенно дантовский — зловещий, безжизненный. Для душ грешников приготовлены двухместные и одноместные ванны — кипящие бассейны диаметром в один, два или три метра. Пар так и валит из них! Я, кстати сказать, чуть было не свалилась в такое уютное озерцо…

Я насторожился.

— Ничего не говорила об этом.

— Не хотела тебя волновать… Не злись, не злись! Не свалилась же!.. Земля там действительно горячая на ощупь. Но сходство на этом кончается. Покрыта земля желтовато-белой коркой из кремнезема, очень грязной и противной на вид, хрустящей под ногами. Понятно, и в помине нет никакой растительности, никаких цветов, никаких деревьев. Что же это за оазис, помилуйте!

— Вулкан не обязателен, Алексей Петрович, — провозгласил Савчук. — Оазис может возникнуть без участия вулканических сил.

— Ну вот, и вы против меня?

— Я покажу на карте такой оазис, даже два!..

Он вытащил из полевой сумки уже известную мне карту расселения народов Сибири, похожую на одеяло из разноцветных лоскутков.

— Обратите внимание: два коричневых — якутских — островка среди желтого — тунгусского — моря.

— Ну, видим островки.

— А если посмотреть на обыкновенную карту, те же островки окрашены ярко-зеленой краской. Почему?

— Оазисы?

— Вот именно. В среднем течении Лены на пространствах лесостепи сохранились два реликтовых степных оазиса. Прослышав о тамошней высокой и сочной траве, предки якутов прикочевали сюда из Прибайкалья вместе со своими стадами. В отличие от тунгусов-охотников якуты — степняки, скотоводы. Для скота им обязательно нужна трава. Вот вам оазисы без вулканов…

Я возмутился:

— Уж это, извините меня, в огороде бузина, а в Киеве дядька! В Якутии вашей растет трава, и только! А в горах Бырранга — деревья в три человеческих роста, в сентябре цветы, весна наступает необычайно рано.

Лиза неожиданно засмеялась. Мы с недоумением посмотрели на нее.

— Как два мальчика, которые поссорились во время игры в бабки. Подеритесь еще!

— С тобой мы дрались уже, — сказал я,