– Ты кто? – взволнованно вопросила Еси, едва шевеля опухшими от побоев губами.

– Я, Уокэнда, – негромко отозвалась та, и еще ниже склонившись, и вовсе сокрыла от юницы свое лицо. – Великий Дух принес в селение Семи Холмов вас и повелел излечить.

Женщина на удивление очень чисто говорила на языке дарицев.

– Откуда ты знаешь этот язык? – поспрашала девушка, понимая, что пред ней отпрыски Бога Асила… как величали дарицы, иногда бывающие на их континенте Амэри и ведущие с ними торговлю, красные.

– Великий Дух велел говорить и я заговорила, – все еще не разгибаясь, пояснила Уокэнда.

– А где я? – затрепыхавшим от слабости голосом молвила Есинька, чувствуя, что от боли в голове и теле днесь потеряет вновь сознание.

– Вы в моем вигваме, – отозвалась точно из глубин чего-то недоступного женщина. – В вигвами Уокэнды, несущей волшебную власть.

Женщина медлительно распрямилась и теряющая нить разговора юница, ощутила на себе ее жесткий, холодный и одновременно недоверчивый взгляд.

Если сказать, что Стынь вошел в залу маковки во гневе… значит ничего не сказать про состояние Бога. Ибо то был не гнев… то было исступление, по всему вероятию, присущее одним темным Зиждителям, в смысле не поступков, а цвета кожи, оное будто отхлынув от лица Стыня, отразилось на лицах находящихся в зале Першего и Опеча.

Старший Димург восседал в этот раз на дюжем, деревянном троне, поставленном в центре залы. Чья высокая резная спинка, также как широкие облокотницы, по краю были инкрустированы серебряными вставками и черными крупными жемчужинами. В серебристом сакхи, где подол украшали витиевато-сложные узоры, напоминающие треножник, и тонкие переплетение ветвей в черном переливе, Перший недвижно замер на троне. Только его черная с золотым отливом змея в навершие венца встревожено зарилась своими изумрудными очами зараз на Опеча и Стыня, точно давая понимание того, что старший Димург за всем внимательно наблюдает. Темная кожа Опеча теперь словно перемещала по себе не присущую Богам золотую зеркальность, свидетельствуя, что он взволнован… взволнован не только внезапным появлением младшего из печищи, но и прерванным толкованием. Казалось в той зеркальности его кожи, сохранившейся, видимо, от долгого его одиночества отражались пляшущие в своде залы пурпурно-желтые дымчатые облака, нынче вельми ярко освещающие помещение маковки. Застывший при появлении брата в кресле напротив Отца, Опечь, не успел толком сомкнуть рот… аль от волнения стал глубоко дышать. Обаче сие движение его плоти никак не проявлялось на нем… посему казалось, что Опечь просто-напросто замер… недвижно, как и Перший… испугавшись гневливого состояния Стыня.

Младший Димург, ноне явившийся и без венца, и без положенных ему украшений, обряженный, как и старший брат, в черное сакхи, немедля не мига, стоило за ним сомкнувшейся зеркальной стене залы заколыхаться, направил свою поступь к дымчатому креслу Опеча. Он, остановившись в шаге от брата, стремительно дернул рукой вверх, вроде незримо сорвав со свода пурпурную часть облака, да скинув его позадь себя. С каким-то гулким гудением пурпурные шмотки облаков осыпались за спину Бога, нагромоздившись друг на друга круглыми комками, образовав плотную с покатым навершием кучу. Стынь резко повалился на нее, даже не согнув в коленях ноги и достигнув пурпурно-рыхлой поверхности, вроде как качнулся на ней… самую малость подскочив кверху. И единожды с тем колыханием тела Бога, под ним образовалось кресло, с выдвинутым вперед сидением, на котором покоились ноги, слегка наклоненным ослоном и мощными, покатыми локотниками, утопившими в своей пышнотелости руки Стыня. Бог степенно качнулся вверх… вниз вместе с поверхностью облачного кресла и также резво застыв, сомкнул глаза.

Перший однозначно сделав вид, что не обратил внимания на приход младшего сына (однако зорко при том проследив за его резкими движениями) легохонько кивнув Опечу, произнес:

– Как и договаривались, мой бесценный, ореол-венца ты получишь из рук Родителя, ибо он желает тебя увидеть и поговорить. И того события не надобно страшиться. Мы же сказывали с тобой не раз, что пройденное, более не повторится, и брать с собой в грядущее не стоит.

– А ты, Отец, будешь там… подле Родителя со мной? – нескрываемо взволнованно вопросил Опечь, и мягкий его баритон слышимо сотрясся.

– Милый мой малецык, ну, что днесь об этом говорить? – умягчено протянул Перший и легохонько улыбнулся сыну, промеж того бросив беспокойный взгляд на точно пухнущего от гнева Стыня… кожа лица которого теперь стала неотличима от пурпурной поверхности облака. – Когда придет время, мы с тобой это обсудим… И ты, сам решишь, кто с тобой полетит я или Вежды. Поколь не нужно теми мыслями себя теребить… не нужно пугать себя встречей с Родителем. Так как Родитель будет мягок с тобой, он никоим образом тебя не огорчит… Лучше поведай мне, малецык, что передал Мор. Он ведь с тобой давеча связывался.

– Ничего интересного Отец, – едва зримо шевельнув плечами, откликнулся Опечь. – Только то, что брат прибыл в Северный Венец и встретился там с Седми… Они вместе посетили созвездие Зозулины Слезки и гостили на Пеколе. И Кали-Даруга… Кали передала Мору, что ждет меня у себя в тереме.

– Замечательно, мой дорогой, – все с той же теплотой дыхнул Перший.

Старший Димург явно желал еще, что-то сказать Опечу, однако, его уже было выдохнутую молвь резко прервал Стынь, также скоро открывший глаза и в упор воззрившийся в лицо Першего:

– Где она? Где, Отец? – голос его тягостно дернулся, а вместе с ним качнулись и стены в зале и верно сам свод… так, что с него вниз полетели мельчайшие лоскутки желтых облаков.

– Про кого ты, моя бесценность, спрашиваешь? – мгновенно переключился на младшего сына, Перший и стало ясным, что он весьма за него беспокоился и, по-видимому, ждал сего вопроса.

– Ты знаешь про кого… Знаешь. Про Еси, – нескрываемо гневливо пояснил Стынь и стремительно дернулся вперед, с тем оторвав спину от ослона и вогнав почитай до локтя руки в локотники кресла.

– Я так понимаю, – молвил Перший, не отводя своих темных, степенно набирающихся черни, глаз от лица младшего Димурга, не просто прощупывая его, а прямо-таки обследуя. – Ты пропустил миг исчезновения девочки и в том тебе не сумел помочь Мерик?

– Мерик резко прервал связь… – торопливо отчеканил Стынь и легонько качнулся взад… вперед… будто так его дернул на себя взор Першего. – Не ведаю почему?

– Потому что я так велел, – теперь голос старшего Димурга прозвучал достаточно властно, отчего стало сразу понятным, что черт, прислуживающий Стыню, попал в беду. – Я велел Мерику присматривать за тобой, помогать, но лишь до определенного момента. И так как он нарушил указания… Его изловили, по моему распоряжению, беспятые и посадили в каземат. Потому так резко и прервалась связь. Мерик наказан… и это будет длиться до тех пор, поколь я не улажу все трения с тобой, моя любезность, и как ты понимаешь с Родителем. Надеюсь, ты осознаешь, что Сирин-создание могло уничтожить слишком разговорившегося беса, а вместе с ним Липоксая и Мерика… И, чтобы того не допустить пришлось спасти и пленить твоего помощника, – по теплому закончил Перший и тем самым снял негодование, желающее выплеснуться волной рдяного сияния с лица младшего сына.