А после начались ужасы – ей казалось, что ее преследуют, что кто-то находится в доме. Хотя нет, не казалось, она уверена, что с ней наверняка бы случилось что-то ужасное, может быть, то же самое, что с мамой. Она должна была уехать, у нее не было иного выхода. И она уехала.

Элизабет рассказывала долго, постепенно всплывали подробности, они восставали из памяти как осевшая, но сейчас потревоженная липкая пыль, она погружалась в них, словно проживала свой рассказ заново.

И чем больше она вспоминала, тем напряженнее становился Рассел: не только его взгляд, напряжением были заряжены и его неподвижно лежащие на столе стиснутые руки, и оцепеневшее тело, и резкие складки у носа. Напряжение, казалось, уже не вмещалось в нем одном, оно выплеснулось, повисло, насытило воздух, захватило Элизабет.

Но тут Рассел подался вперед – стремительно, будто пытался расколоть застывший вокруг него воздух, и сказал твердым, не терпящим возражений голосом:

– Это очень важно, Лизи, ты обязана ответить честно. От того, как ты ответишь, возможно, зависит твоя жизнь… – И тут же, не оставляя надежды на паузу, он закончил еще резче, чем начал: – Ты спишь с ним, с этим Влэдом? Правда ведь?

Элизабет обожгло, по телу пробежала судорога, то ли от неожиданности вопроса, то ли от его пронизывающей резкости. В другом месте, другому человеку она солгала бы, наверняка солгала. Но сейчас она чувствовала себя завороженной, бессильной, загипнотизированной этим собранным в точку, буравившим ее взглядом, она сразу поняла, что у нее нет выхода. Она лишь кивнула, признаваясь, и, будто кивка недостаточно, добавила едва слышно:

– Да. – А потом снова: – Да.

Лицо Рассела исказилось. Элизабет видела, как сразу отчетливо проступили морщины, отделяя каждую часть лица, словно все они – нос, щеки, лоб, подбородок были разрознены и лишь недавно собраны из разных, случайно попавшихся частей. Губы сдвинулись, округлились страданием, ненавистью и сначала выдохнули, а уж только потом Элизабет разобрала:

– Подонок!

В голосе тоже проступили страдание и злость, они перемешались и уже казались неотделимы.

– Он ни при чем. Я сама, он даже не хотел, – начала шептать Элизабет. Она хотела объяснить, что ни в чем не виновата, что никто ни в чем не виноват, просто так получилось и ничего трагического в этом нет. И не надо ни злиться, ни мучиться.

– Как ты не понимаешь? – перебил ее Рассел. – Он наверняка все подстроил, он манипулировал тобой. Он наверняка и Дину убил. Именно потому, что хотел совратить тебя. Он использовал Дину, чтобы добраться до тебя. А когда женился на ней и стал твоим отчимом, он официально получил право жить с тобой вместе, в одном доме. Твоя мама стала ему больше не нужна, и он избавился от нее. Когда ты перестанешь быть ему нужна, он избавится и от тебя. Кто знает, что у него на уме. Он опасен, он очень… – продолжал Рассел в запале, но Элизабет перебила его:

– Но полиция ведь отпустила его. Они подозревали его сначала, но потом отпустили. Они сказали, что маму нашли далеко от дома, а он никуда не уезжал.

Сначала искривились губы Рассела, затем они потащили за собой щеки, подбородок. Теперь к злости примешался сарказм:

– Полиция… Нет ничего проще, чем обмануть полицию. Даже если они подозревают, даже если уверены, они еще и доказать должны. А доказать они часто не могут, особенно если у них нет улик. Да ему не надо было никуда уезжать. Он мог договориться с кем-нибудь, кого знал. Он ведь возник не из пустоты, наверняка у него сохранились прежние связи, знакомые. Возможно криминальные, вот он и договорился. Боже мой, как Дина могла оказаться такой легковерной, как она могла поселить у себя человека, про которого ничего не знала? А потом еще и выйти за него замуж. Бедная Дина, она подписала себе смертный приговор.

Элизабет испугалась. Все оказалось так просто и очевидно: конечно он прав, Рассел, по-другому и быть не могло. Кто еще мог убить Дину, кроме Влэда, кому она могла мешать? Никому, только ему. Чтобы добраться до дочери, чтобы спать с ней, ему надо было отделаться от матери. Вот он и отделался.

У нее ведь у самой всегда были сомнения, подозрения, она и не скрывала их, даже ему не раз говорила, обвиняла, грозилась пойти в полицию, но несерьезно, скорее, чтобы подурачиться, позлить его. А напрасно, надо было серьезно.

– Но зачем ему убивать меня? – проговорила Элизабет вслух. – Он ведь любит меня, он не раз говорил. – Она заметила, как Рассел усмехнулся, и поняла, что опять сморозила глупость. – Он спас меня, – ухватилась она за последнюю соломинку. – Если бы не он, эти Дина с Беном увезли бы меня, и неизвестно, что могло произойти.

Усмешка так и не сошла с лица Рассела, она только стала мягче, снисходительней.

– Милая Лизи. Милая, наивная девочка. Как ты не понимаешь, все же так просто – он нанял их, этих двоих, он сам инсценировал твое неудавшееся похищение.

Вот это было уже слишком сложно. Даже не сложно, а немыслимо, непостижимо, невозможно. Кто инсценировал? Что? Зачем?

– Кто? Что? – произнесла она вслух.

– Ну как же. Ведь теперь ты ему всем обязана. Он твой спаситель, герой, ты ни в чем не можешь ему отказать. Ну ты сама понимаешь, в чем именно. К тому же ты наверняка была перепугана. А тут он, готовый тебя защитить. А защитнику необходимо довериться не только душой, но и… – Рассел помялся, но так и не закончил фразы. Голос его потерял злость, наоборот, наполнился заботой, участием, желанием удержать, предупредить: – Лизи, все так просто, так легко. Он нанял этих двоих, как их там звали… Джину и Дэна…

– Бена, – поправила Элизабет помертвевшими губами.

– Ну да, Бена. Он их нанял, чтобы они запугали тебя. Но не примитивными угрозами, о которых можно сообщить полиции, а чем-то необычным. Ведь неопределенная, расплывчатая угроза действует значительно сильнее, чем угроза конкретная. В литературе даже есть такой термин «саспенс», на этом принципе построены многие триллеры. Поверь мне, я ведь тоже пишу. Вот так же и с тобой, только не в книге, а в реальности. И так же, как в книгах, в последний момент появляется спаситель, твой Влэд, и отводит угрозу. И ты остаешься со спасителем навсегда, потому что угроза не исчезла, она по-прежнему преследует тебя. – Рассел выдержал паузу. Покачал головой. – Как же все здорово придумано! Тонко, психологично, и не подкопаешься… Ведь запуганным, живущим в постоянном страхе подростком проще всего управлять, его легко привязать к себе, сделать зависимым. Ты сказала, что Бен был молодой, здоровый парень, а твой Влэд избил его. Но ведь он, похоже, не богатырь, как же он справился с атлетическим Беном? – Элизабет промолчала. Она не знала, что сказать. – Как все ловко подстроено! Пойми, он манипулировал тобой. А потом увез тебя. Ссылаясь на опасность. Мол, в Бредтауне оставаться больше нельзя, там опасно. И увез тебя.

– А это зачем?

– Ну как же, Лизи. В Бредтауне тебя многие знали – соседи, в школе у тебя были подружки, ты могла им что-нибудь рассказать. Люди могли начать что-то подозревать. Ведь все знали, что он тебе чужой, что твоя мать погибла, что полиция подозревает его. Наверняка в городке шли разговоры, пересуды. Конечно, ему проще всего было уехать с тобой, замести следы. Вот еще одна причина, почему ему потребовалось создать опасность. Как он все ловко рассчитал, всего один ход, но какой удачный!