– Я знаю, что ты испугалась, Хлоя. И у тебя есть на то причины. А еще я знаю, что ты понятия не имеешь, что происходит и почему. Чтобы ты не сомневалась, в какую скверную историю попала, лучше сказать прямо: мы собирались тебя убить. Но потом решили не делать этого. И никакого вреда мы тебе тоже не причиним – при одном условии: ты будешь в точности выполнять инструкции, которые сейчас услышишь.

Потоки слез смыли с лица Хлои макияж.

– Что вам от меня надо? Кто вы такие? Где Иван?

– Слушай меня внимательно, Хлоя. Никакого Ивана не существует, никогда не существовало и не будет существовать. Твоя жизнь зависит от того, насколько крепко ты это усвоишь. Ты перестанешь думать о нем, не станешь его искать, а если случайно где-нибудь встретишь, не только не узнаешь, но даже не приблизишься к нему. По правилам мы должны были бы тебя прикончить, чтобы не рисковать. Но сам Иван попросил нас не делать этого. Иначе говоря, только благодаря ему у тебя есть шанс остаться в живых.

Хлоя побледнела. Руки у нее ходили ходуном, все тело било крупной дрожью. Луис между тем продолжал:

– Если ты хоть кому-нибудь расскажешь про Ивана, хотя бы упомянешь о нем либо о том, что произошло нынешним вечером, можешь быть уверена в двух вещах. Первое: рано или поздно мы об этом узнаем. И второе: очень скоро тебя не будет в живых. Мы знаем, где тебя найти, и знаем все про твою семью. А вот если ты забудешь об Иване и никому не проболтаешься о случившемся, все с тобой будет в порядке. Ты меня хорошо поняла?

На вопрос Хлои, что ее ждет этой ночью, он ответил: – Сейчас подъедет машина, которая направится в аэропорт. Она привезет все, что было твоего в гостинице: одежду, чемоданы, паспорт. Мы прихватили для тебя более удобную одежду, ты сейчас переоденешься, чтобы не щеголять в вечернем платье. Мы забронировали тебе билет на самолет, который через три часа вылетает в Мадрид, а оттуда ты полетишь в Амстердам. Да, еще одна вещь. Никогда больше ты не должна появляться ни в одной из стран Латинской Америки, особенно на Кубе и в Венесуэле. Для твоего здоровья будет полезно, чтобы ты это как следует запомнила. Ясно?

Никогда больше Хлоя не пересекала Атлантический океан.

Полковник Анхель Монтес первым заметил, что его друг Уго начал как-то странно хромать. Пока они перед референдумом разъезжали по стране, агитируя за свои предложения, Монтес много раз с тревогой наблюдал, что на президента внезапно накатывала слабость. А ведь Чавес, его товарищ по детским играм, по бейсболу, по оружию, да и по революции, никогда прежде не знал усталости.

– Я присяду на минутку, что-то коленка болит, – неизменно отвечал Уго, когда Анхель пытался выяснить, что того беспокоит. – Ничего страшного, это только коленка.

Но когда во время турне по Бразилии, Эквадору и Кубе к сильной боли прибавилась еще и опухоль, из-за чего Чавесу пришлось изменить заранее согласованную с принимающими сторонами программу и соблюдать строгий постельный режим, он заподозрил, что речь может идти о чем-то более серьезном. Заподозрил, но не поверил.

– Ничего страшного, – успокаивал он навестивших его ближайших соратников. – Наверное, мое тело решило таким вот образом выразить наконец свой протест: я ведь на протяжении долгого времени слишком многого от него требовал. Вы-то знаете, что я привык работать сутками напролет. Всегда! Революцию не совершишь, лежа на боку или развалившись в кресле, правда?

Визитеры посмеялись и предпочли согласиться, что именно в этом и кроется причина его недуга: много работы, сильный стресс и годами копившаяся усталость.

Но те, кто был постоянно рядом с президентом, как, например, Анхель Монтес, такому объяснению уже не верили. Им не однажды доводилось видеть, как Уго неожиданно сгибался пополам от боли или вынужден был хвататься за кого-нибудь, кто стоял рядом, чтобы не упасть. Отменялись важные встречи, поскольку президент был просто не в состоянии с кем-либо встречаться… Или не хотел, чтобы кто-то видел его в такой момент. А еще Анхель Монтес был свидетелем внезапных приступов эмоционального изнеможения, которые он называл стрессом, хотя знал, что на самом деле это больше напоминает депрессию. Время от времени Уго проваливался в “черную дыру”, как это определяли его приближенные. Целыми днями он ничего не делал и не желал никого видеть. Проводил бесконечные часы в одиночестве, погасив свет и куря одну сигарету за другой. Кубинские врачи каждый раз помогали ему выбраться из этой “черной дыры”, и он быстро восстанавливал прежнюю энергию и жизнерадостность. Однако беспокойство у близкого окружения президента вызывало то, что в последнее время и нестерпимые боли, и “черные дыры” повторялись все чаще. К тому же они мучили его теперь подолгу. Однажды Уго решил окунуться в прошлое. Он почувствовал потребность подзарядить свои эмоциональные батареи, посетив родную Сабанету, деревню, где провел детство. Предполагалось, что поездка будет тайной и будет носить сугубо частный характер и поедут с Чавесом лишь охрана, кубинский врач и Анхель Монтес. Эта поездка не только перенесла Уго в места, где он провел свои ранние годы, но и помогла совершить глубокое погружение внутрь себя, восстановить самые далекие воспоминания и попытаться мысленно нарисовать картины будущего – и своего собственного, и Венесуэлы, и всей Латинской Америки.

Вдвоем с Анхелем они сидели в тени большого дерева, окруженные бескрайней венесуэльской степью, и вели неспешную беседу. Разговор прерывался долгими паузами, не менее наполненными смыслом, чем произнесенные вслух слова. А порой эти паузы значили даже больше слов.

– Мне еще предстоит много всего сделать, Анхель, много всего… – сказал Уго, обращаясь скорее к себе самому, чем к другу.

Монтес пару минут помолчал, потом ответил:

– Не думаю, что ты сумеешь хоть что-нибудь еще сделать, если прежде не побываешь у хорошего врача, который обследует тебя всего с головы до ног и разберется, что с тобой, черт возьми, происходит.

Прямота Анхеля порой бесила Уго, но при этом всякий раз заставала врасплох. Наверное, старый друг, тоже уроженец степного края, как и он сам, был прав, однако Чавес не мог позволить себе даже на миг усомниться в том, что касалось его собственной судьбы и судьбы Венесуэлы.

– Я хорошо себя чувствую, – заверил он Анхеля. – Как никогда хорошо. Все нормально. И нам пора возвращаться в Каракас. Я ведь говорил тебе, что у меня полно дел…

С того дня прошло несколько недель. Уго возвратился к прежнему сумасшедшему рабочему графику и полетел в Гавану. Анхель входил в состав президентской делегации. Едва самолет приземлился, Чавес поспешил к Фиделю, который встретил его на пороге своего дома. Фидель предложил и Раулю присоединиться к ним. Чавес со своей стороны пригласил поучаствовать в разговоре Анхеля. Где-то в середине беседы Анхель попросил Фиделя повлиять на своего упрямого друга – чтобы тот незамедлительно прошел полнейшее медицинское обследование. – Надо наконец выяснить, что там случилось с твоей левой коленкой.