началась заметная даже снаружи суета: нервно заколыхались вертикальные жалюзи на окнах, захлопали поспешно закрываемые, как при объявлении химической тревоги, оконные створки, за поляризованными стеклами входных дверей засуетились какие-то темные фигуры… Куривший на крылечке охранник вдруг напрягся, прижав пальцем таблетку спрятанного в ушной раковине микрофона, затоптал сигарету и опрометью кинулся в здание. В дверях он едва не сшиб с ног спокойно двигавшегося ему навстречу Торопова. Чиж вежливо посторонился, пропуская его, неторопливо спустился с крыльца, все так же спокойно пересек улицу и подошел к своей машине – по-прежнему невозмутимый, при полном параде, с папочкой под мышкой и с болтающимся на указательном пальце ключом зажигания.

Соблюдая все мыслимые меры предосторожности, Глеб последовал за ним и снова не прогадал: буквально через минуту им повстречалась «скорая», которая, завывая сиреной и сверкая синими вспышками проблескового маячка, на бешеной скорости пронеслась в направлении офиса. За «скорой», тоже улюлюкая и мигая цветными огнями, протарахтел милицейский «уазик». Комплект был почти полный, не хватало только катафалка; Глеб иронически поздравил себя с успешным выполнением сложного и ответственного задания и повернул налево вслед за «пассатом» Чижа: ему вдруг стало интересно, как ведут себя маньяки, добившись конечной цели.

Поначалу маньяк его слегка разочаровал: никуда не сворачивая, нигде не останавливаясь, чтобы отпраздновать победу, он кратчайшим путем направился на юго-западную окраину Москвы, где преспокойно въехал в ворота гаражного кооператива. Глеб остановился поодаль, ломая голову над тем, что бы это могло значить: Чиж жил на противоположном конце Москвы, и добираться сюда каждое божье утро, чтобы взять машину, ему было бы по меньшей мере затруднительно.

На выезде Глеб его едва не проворонил: шустрый сопляк успел не только переодеться, но и сменить машину. Теперь он сидел за рулем баклажанной «семерки», стараниями каких-то народных умельцев (гнездившихся, надо полагать, на территории этого самого гаражного кооператива) превращенной в несуразный гибрид морально устаревшего полвека назад отечественного драндулета и крутого гоночного болида. Тут было все: и сверкающие хромом литые диски, и спортивная низкопрофильная резина, и хищный спортивный обвес кузова, и присобаченное к кургузому багажнику здоровенное антикрыло, и целых четыре антенны, причем каждая такой длины, словно владелец данного авто поддерживал постоянную прямую радиосвязь с самим господом богом или, как минимум, с международной космической станцией.

Увлеченный и немало позабавленный этим нелепым зрелищем Глеб наверняка проглядел бы Чижа, если бы тот для вентиляции не приоткрыл окошко. Глебу почему-то показалось, что это было сделано нарочно; обозвав себя параноиком и шляпой, он включил двигатель и последовал за своим маньяком, уже начиная догадываться, куда его несет нелегкая.

…Он был абсолютно прав: нелегкая несла Чижа на кладбище. Пуля была уже на излете, но все еще сохраняла убойную силу. Варечка Наумова и все, что было с нею связано, имелась в виду, но уже не принималась во внимание: Чиж не собирался возвращаться на службу и, тем более, от кого-то бегать и прятаться. Коленкоровая папка и похвальная грамота по-прежнему лежали на соседнем сидении, перекочевав сюда из салона «пассата»; это было все, что у него осталось, не считая пары надгробных плит на уже недалеком кладбище. Долг перед Женькой он оплатил сполна; новая задолженность возникла по ходу дела, неожиданно, сама собой, но и ее следовало погасить: насколько он помнил, Галина Ивановна всегда очень хорошо к нему относилась.

За что и была убита этим фашистом, Кривошеиным.

Чиж свернул с асфальтированного проселка на огибающую кладбище грунтовку и надавил на газ. Маячивший сзади на приличном удалении пожилой «форд» заволокло густыми клубами пыли. «Это все, что останется после меня, – надсаживаясь, ревел из динамиков хриплый голос Юрия Шевчука, – это все, что возьму я с собой…» Песня была, что называется, в тему; Чиж вытряхнул из пачки сигарету, ловко прикурил одной рукой, поглубже надвинул соломенное сомбреро и снял с предохранителя лежащий рядом с коленкоровой папкой пистолет.

Для задуманного дела табельный старикашка «Макаров» был жидковат, но Чиж знал, где разжиться артиллерией более крупного калибра. Впереди показалась кривовато торчащая на обочине коробка черного микроавтобуса. Чиж увеличил громкость магнитолы до максимума, заставив слабые динамики астматически захрипеть, и еще прибавил газу.

В самое последнее мгновение он ударил по тормозам и изо всех сил уперся обеими руками в баранку. «Семерка» пошла юзом, вздымая целые тонны пыли, и с оглушительным лязгом въехала в задний борт микроавтобуса. Смятый в гармошку капот встал дыбом, из пробитого радиатора ударил гейзер; одна половинка распашной задней двери микроавтобуса открылась, криво повиснув на уцелевшей петле, покачалась немного, словно в раздумье, и с грохотом обрушилась на смятый в лепешку двигательный отсек «жигулей», явив взору Чижа ошеломленную физиономию сидящего внутри Падлоида.

Чиж потряс головой, вместе с застрявшим в волосах стеклом вытряхивая из ушей тоскливый комариный звон, и, протянув руку, взял с сиденья пистолет.

Передние дверцы микроавтобуса распахнулись одновременно, и на дорогу синхронно выпрыгнули Хомут и Серго.

– Ну, лошара, ты и попал, – глядя на Чижа поверх спинки сиденья, с деланным сочувствием изрек оставшийся в салоне микроавтобуса Падлоид.

Ветрового стекла не было: то, что от него осталось, частично лежало на смятом капоте, а частично – на Чиже и вокруг него. Чиж поднял пистолет и выстрелил. В отличие от Варечки Наумовой, он никогда не брал призов на соревнованиях по стрельбе, но Падлоид как в воду глядел: Чиж попал. Пуля пробила Падлоиду переносицу, и фонтанчик крови взметнулся высоко над спинкой сиденья, за которой убитый охранник исчез так же быстро, как исчезает из вида нырнувший в открытый сценический люк черт, уносящий подписанный кровью очередного дурака контракт.

С комфортом сидя в водительском кресле, Чиж поверх баранки спокойно и методично расстрелял Серго и Хомута. Серго еще успел перед смертью выхватить из-под полы тупоносый «ингрэм» и, падая, выпустил в небо короткую очередь. Чиж вылез из машины, забрал у него «ингрэм» и пересел за руль «мерседеса». Как он и ожидал, его вылазка не осталась незамеченной: укрепленная под «торпедой» микроавтобуса рация разразилась серией задушенных хрипов и искаженным голосом Кривошеина потребовала объяснений по поводу стрельбы.

Чиж все объяснил, как умел, а потом резким рывком выдрал витой шнур из гнезда и выбросил микрофон в открытое окно. Движок завелся сразу, словно только того и ждал. Одобрительно покосившись на стоящий между сиденьями «Калашников», Чиж в два приема развернул громоздкий микроавтобус на узкой дороге, переключил