Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь война для него закончилась, – заметил он с удовлетворением и улыбнулся.
Эви кивнула:
– Это точно.
Она думала о леди Веронике. Война разбивает сердца, но она может и исцелять их. Это как раз случай леди Вероники. Она проводила Гарри до входа, а потом обсудила с санитаром обустройство в комнате леди Вероники большой кровати для капитана Уильямса. Она со слезами на глазах настаивала на этом, перед тем как уехать.
– Он мой муж, куда еще его можно положить? Пожалуйста, освободите его комнату для других пациентов, Эви.
На следующий день пришло письмо от Грейс. Второе от нее.
Дорогая моя Эви!
В настоящий момент я не могу уехать дальше, чем Ле Турке. Конвои с ранеными приходят один за другим, и мы мечемся, стараясь успеть разместить всех и заниматься ими, и при этом записывать сведения о них на клочках бумаги. От бесконечной беготни у меня уже распухли ноги. Во сне мне снятся черви в ранах, судна, которые я выношу, инструменты, которые я стерилизую в операционных. Когда хирург оперирует, я держу лоток. Еще как медсестра я отсортировываю раненых. Знаешь, Эви, эти бравые души ковыряются в ранах, настолько ужасных, что невозможно поверить, что такой ужас бывает. Думаю, мне снится все это, потому что я слишком вникаю в то, что вижу во время работы. Нас, добровольцев, одни называют Умелыми душечками, а другие Провожателями жертв. У меня есть подруга, леди Винтерспун. Она в прежние времена чашки бы за собой не вымыла, а здесь она великолепно держится и не избегает никакой работы.
Сюда привезли капитана Уильямса. Телеграмму уже отправили, а это письмо я шлю с подругой, так что оно прибудет в один момент. Он потерял руку и ногу из-за угрозы проклятой газовой гангрены, но, по крайней мере, чудовищная зараза остановлена, и он будет жить. Его необходимо отправить домой, все его мысли о Веронике. Он говорит об ушибах и кровоподтеках у нее, не у него самого. И во сне он говорит с ней. Процесс выздоровления пойдет намного быстрее, когда он окажется дома. Она должна приехать за ним. Передай ей.
Обнимаю тебя, дорогая моя Эви. Напиши мне что-нибудь еще. Да, и предупреждая твои вопросы: я ничего не слышала о наших друзьях, кроме того, что после сражения на Марне ситуация в тупике. У нас есть списки выбывших из строя, до сих пор я их имен там не видела. Скучаю по Истону, скучаю по тебе, но люблю свою работу. Благодаря ей я чувствую себя полезной. Мы никогда ведь больше не согласимся снова стать бесполезными, правда?
Эви сложила письмо и засунула его под подушку, где она хранила все письма от близких. К тому же письма Грейс и Джека должны лежать рядом. Она каждую ночь перечитывала под светом масляной лампы все письма и выучила их все наизусть. В последнем своем письме Саймон говорил о своей любви к ней.
Когда мы пришли, деревья, Эви, были обычными деревьями. Теперь от них остались одни пни. Птицы улетели. Такова война.
Она смотрела в окно на Фордингтон. Поедут ли они когда-нибудь за углем все вместе? Хотя нет, не все, Мартина, Тони и двоих других из их команды больше нет. Берни тоже. Шахтерским семьям разрешили остаться жить в домах до того времени, когда они не найдут какой-то выход из положения. Так распорядился мистер Оберон. Его отец неожиданно согласился на то, что семьи тех шахтеров, которые записались в армию, сохранят свои дома.
Все меняется, иногда к лучшему. Да, такова война.
Джек, Саймон, Джеймс и еще один рядовой ввалились в пункт приема раненых. На руках у них лежал совсем молоденький парнишка.
– Всего шестнадцать лет ему, – сказал Джек сестричке из отряда добровольцев. Она и сама выглядела такой юной, такой уставшей, а халат у нее был забрызган кровью. Он проводил взглядом своих солдат в их замызганных портянках, замызганных сапогах, с грязными волосами и знал, что сам выглядит не лучше. Но грязь хотя бы скрывает кровь мальчишки.
Томми был мертв. Джек сразу же понял это, как только снаряд взорвался на дороге, но они не могли бросить его там, на обочине, одного, тем более что скоро уже Рождество. Эх, бедняга мальчишка. Он быстро оглядел сестричек, но Грейс среди них не было. Где она? Цела? Господи, только бы с ней все было в порядке. Так много медсестер расставались с жизнью на войне.
Четверо мужчин повернулись, чтобы уйти. Они осторожно переступали через ходячих раненых, которые сидели там или лежали на боку, некоторые из них курили. Отовсюду раздавались кряхтенье, стоны, крики. Слышались возгласы медсестер из приемного отделения и санитарок, рявкали доктора, отдавая приказы. Они работали, по локоть в крови. И некуда было деваться от невыносимой вони. Но во всем этом не было ничего нового. Так уж все устроено. Мартин сказал бы: «Какого черта, второй дом, чего там, приятель».
Они вернулись в взвод Брамптона, и Джек повел своих людей четверками обратно на передовую, то есть туда, где они должны были быть, когда начали падать гранаты, и они продолжали падать. Джек поскользнулся на мерзлом булыжнике. Родителям Томми скажут, что он не страдал, а что еще Брамптон мог сказать им? Правду? Что он орал как резаный, а по нему вши ползали? Нет, наверно.
Их взвод укреплял рубежи в районе Живанши, и раненые текли рекой по дорогам в сторону перевязочного пункта. Ньютон, их новый капитан, находился впереди вместе с Брамптоном.
– Уильямс был неплохой тип, – сказал Джек Саймону, который день ото дня говорил все меньше и сейчас только кивнул. Да, этому парню все происходящее дается с трудом: он не привык с зрелищу смерти, как шахтеры, не привык, как привыкли все они, к темноте траншей, которые теперь копались все глубже. И похоже, это надолго. Вот тоже придумали способ вести войну. В ней должна была рубиться регулярная армия, а потом драпать. На самом деле они рубятся, потом зарываются в траншеи, атакуют, контратакуют, считают мертвых, и им присылают еще ребят, которые привыкли к плугу, а не к винтовке…
Это было: перетаскай за ночь побольше мешков с песком, стой на коленях в грязи, спотыкайся о мертвых товарищей, отмораживай, к чертям, свои дурацкие яйца, чешись от вшей, ходи в ведро, вколоченное в стену траншеи, ешь когда придется, если принесут с тыла. Это называется «позиционная война», и хорошо, если удастся продвинуться вперед или назад на несколько ярдов. Хорошо, если останешься жив. Хорошо, если эти несколько ярдов не стоили сотен жизней и тысяч конечностей.
Джек взглянул на Саймона. Эх, парень был садовником, создавал жизнь, сеял семена, срезал овощи и цветы, привык жить при дневном свете, любил Эви. Теперь Джек идет рядом с ним. Ему нравилось быть рядом со слабыми, но ведь все иногда ослабевают, а он должен вернуть Саймона домой. Должен. Из-за Эви. Прелестная Эви и ее подруга Вероника. Она снова станет леди Вероника, когда Уильямс вернется?
Ходьба ободряла. Теперь они были ближе, шум усиливался, мороз в грязи не чувствовался, и, если бы не подвернутые лодыжки, он и не знал бы, что на дороге есть булыжники. Рядом смеялся Саймон. Смеялся и смеялся. Его небритое лицо было таким же осунувшимся и измученным, как и у всех остальных.
