— Скорее! Мы должны выбираться отсюда! — Девушка устремилась к выходу, но Алесс ухватил ее за руку, удерживая на месте.

— Я не могу допустить, чтобы ты осталась и продолжала творить зло. Слишком много жизней загублено по твоей вине… Под воздействием сильного толчка земля снова пришла в движение. Ядира хотела крепче ухватиться за Алессандра, пытаясь найти в нем опору, но неожиданно д'Оран разжал пальцы, и бездна поглотила девушку, как совсем недавно ее отца. Алесс замер в оцепенении, из которого его вывел мой пронзительный крик. Только тут д'Оран увидел, что я никак не могу вырваться из каменной ловушки. Стоило отдать ему должное, он был на удивление хладнокровен и, в отличие от меня, не растерялся. Даже не сделал попытки сдвинуть огромный валун. С силой дернув край моей юбки, отчего та затрещала по швам, потянул меня за собой. Непрекращающийся камнепад преследовал нас, словно намереваясь стать нашей гробницей. Огненные вспышки слепили глаза, сбивая с пути. Внезапно в открывшемся пространстве замелькали последние предрассветные звезды. Повеяло свежестью, и мы, наконец, осознали, что выбрались из подземелья, оставив позади беснующуюся стихию. Бежали по горячей земле, боясь остановиться и перевести дыхание. В какой-то момент перед глазами все затянулось пепельной дымкой, и серый сумрачный свет погас…

…Занимался рассвет. Природа Олшира была величественна и торжественно-спокойна. О прежних потрясениях напоминал только пепел, круживший над маковым полем. Я медленно возвращалась к жизни. Лежа в высокой траве, в окружении алеющих маков, бездумно смотрела на серые пепелинки, вместе с нежными лепестками поднимающиеся в голубое небо, будто оттороченное оранжевой каймой, вытканной первыми лучами весеннего солнца. Приподнявшись на локтях, увидела Алессандра. Сорвав травинку, дотронулась до его щеки. Веки юноши дрогнули, но прошла целая вечность, прежде чем он посмотрел на меня. В его взгляде читалось столько нежности, столько любви, что мое сердце тревожно забилось, а на глаза набежали слезы.

— Все позади, — прошептал он, привлекая меня к себе. — Мы живы и снова вместе. А я орошала его рубашку слезами и не могла выговорить ни слова. Так много хотелось ему рассказать, так о многом спросить, вот только не знала с чего начать, слишком тяжелыми и запутанными были наши взаимоотношения. Алессандр первым прервал молчание:

— Ноэ, ты даже не можешь себе представить, что мне пришлось пережить! Браслет оказался не простой безделушкой, а настоящим исчадием ада. По его вине мое сердце разрывалось от боли, я часто терял контроль над собой и даже готов был убить свою сестру. — Его голос зазвенел от ярости и боли. — Почему так несправедлива судьба, почему она допустила, чтобы погибла Шанталь?! Даже страшно подумать, что могло бы случиться с тобой, не оставь ты в подарок мне этот злосчастный браслет. Хорошо, что ты не знала об альяри всей правды, — закончил он, еще крепче обнимая меня.

— Ошибаешься, — словно в бреду, прошептала я. — Он точно так же прежде мучил меня. Более того, мне было известно, что он свел в могилу твоего прадеда и мою мать. Слова и слезы лились ручьями, и я не могла их остановить. Алессандр смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, не в силах что-либо сказать. Наконец, задыхаясь от гнева, он прокричал:

— Так ты все знала, все понимала, и подарила мне этот альяри?! В знак вечной и безграничной любви?! — Оттолкнув меня, вскочил на ноги. — Да ты в своей ненависти пострашнее Ядиры! Она, не задумываясь, разбивала жизни. Ты поступила точно так же. Если бы не ты и твой проклятый подарок, Шанталь бы сейчас была жива! Ее смерть на твоей совести! Я попыталась удержать Алессандра, остановить поток страшных обвинений, хотя понимала, что он имел основания так говорить. Д'Оран резко выдернул руку и с ненавистью посмотрел на меня.

— Не хочу тебя больше ни видеть, ни слышать. Я навсегда вычеркну твое имя из своей памяти!

Я беззвучно плакала, опустившись на уже остывшую землю. Казалось, серый пепел не только кружился в воздухе, но и проникал внутрь меня, обволакивая пеленой сердце, навсегда отгораживая его от жизни. Мне хотелось броситься к любимому, молить его о прощении или хотя бы о понимании, но вместо этого я продолжала сидеть и, словно оглохнув, не воспринимала окружающих звуков. Вдруг кто-то бережно подхватил меня под локти, поднимая с мокрой травы. Я вскинула глаза, надеясь, что Алесс вернулся, но увидела Логана с Кротчем. Они что-то говорили, о чем-то спрашивали. Но я их не слышала. Неотрывно глядела в ту сторону, где в окружении близких и слуг стоял Алессандр. Казалось, нас разделяла не узкая полоса макового поля, а бездонная пропасть, в которой совсем недавно мы чуть не погибли. Д'Оран тоже смотрел на меня. В какой-то момент мне почудилось, что он хотел сделать шаг навстречу, но это, наверное, было всего лишь игрой моего воображения. Глаза снова заволокло слезами. Я повернулась к Логану и уткнулась ему в плечо, как когда-то давно ища в нем спасение от разрывающих сердце страданий.

— Господа, суд идет! Зал поднялся, приветствуя представителей королевской власти. Собравшиеся затаили дыхание в ожидании нового приговора, который сейчас должны были вынести Хейли. Теперь, когда с нее сняли обвинения в убийстве и идолопоклонничестве, о смертной казни не могло быть и речи. Но одна мысль, что за воровство и покушение на жизнь Алессандра Хейли все равно может провести несколько лет в тюрьме, сводила меня с ума. Оставалось надеяться, что на этот раз судьи будут более милосердны и согласятся с предложением адвоката — оставить девушку на какое-то время жить в монастыре, дабы до конца осознать и замолить свои грехи перед Всевышним. Председатель суда неторопливо прошествовал к кафедре, словно желая оттянуть момент чтения приговора, развернул свиток и только произнес первое слово, как двери в зал широко распахнулись. Присутствующие, привлеченные внезапным шумом, повернули головы и с интересом воззрились на вошедшего. Человеком, осмелившимся прервать закрытое заседание, был граф д'Оран.

— Я требую, чтобы с этой девушки сняли все обвинения! — безапелляционно заявил он, совершенно позабыв о правилах приличия. Судьи опешили от такой бесцеремонности и не сразу нашлись, что ответить. Председатель пришел в себя первым.

— Простите, но кто вы такой и какое имеете право решать, кого наказывать, а кого миловать? Не говоря ни слова, Моркес подошел к судейской трибуне и протянул им свиток, скрепленный сургучной печатью. Судьи, быстро просмотрев его, передали председателю. Мужчина скользнул взглядом по бумаге и с явным почтением произнес:

— Ваше сиятельство, вы действительно официально снимаете с мисс Дашиэл все обвинения? Граф обернулся к Хейли, которая стояла ни жива, ни мертва и не могла поверить, что всего через несколько секунд, возможно, станет свободной.

— Теперь мне известны истинные мотивы, двигавшие тобою, Хейли. И я попытался если не оправдать, то хотя бы понять тебя. С этой минуты к тебе нет никаких претензий. Надеюсь, что и ты больше не станешь таить ненависти к моему сыну, ведь он оказался такой же пешкой в жестокой игре хитроумного мага и его дочери.

Зал вдруг ожил. Председатель суда предпринял попытку привлечь всех к порядку, но поняв тщетность своих усилий, объявил заседание закрытым. Леди Кэйтлин с мужем бросились обнимать рыдающую дочь. Глядя на них, мне самой хотелось плакать от счастья.