как отмечает пастор, можно честно трудиться и заработать просто прибыль, а не сверхприбыль, некоторые рискуют, некоторые пробуксовывают в своем деле, но в результате довольны те, кто вышел на честное ведение бизнеса (из интервью автора в июне 2012 г. со старшим пресвитером РСЕХБ по Красноярскому краю и Республике Тыва Михаилом Шериным)[635].

Евангельские церкви заняли в социальной сфере ведущую роль среди всех религиозных объединений. По данным самих протестантов, около 400 тыс. прихожан протестантских церквей участвуют в социальной деятельности как волонтеры[636]. Социально активными институтами гражданского общества можно назвать до половины всех существующих протестантских церквей и групп, то есть около 5 тыс. общин.

Миссионерский и социальный успех протестантизма сделал его последователей частью религиозной и в целом гражданской элиты общества. Значительная социальная роль религиозных меньшинств, их стабильное и поступательное, хотя теперь и не взрывное, но успешное развитие в постсоветской России показывает, что они отнюдь не являются побочным продуктом секуляризации и глобализации. Само существование «нетрадиционных» церквей и движений, осознанный интерес к ним является скорее знаком десекуляризации, возвращения религиозной тематики в общественную сферу.

Приверженность части общества к религиозным меньшинствам с их сплоченной общинной жизнью, осознанной и крепкой верой, требующей стойкости и мужества, лишь подчеркивает интерес общества в целом к религии, к вере в Бога в самых разных ее проявлениях. Большинство говорит, как правило, о своей принадлежности к исторической традиции, выраженной в том числе и в «традиционной» религии (хотя и число практикующих верующих, например, в исламе и в православии также можно назвать массовым явлением).

С точки зрения роли религиозных меньшинств в оценке религиозности и мировоззрения верующих в современной России, становится понятным, почему их воспринимают как «зло». Христианские меньшинства беззащитны перед силой государственного аппарата, и массовое общественное мнение, как правило, не встает на их сторону, а поэтому они являются самой безопасной мишенью для нападок со стороны политиков, «патриотов», «сектоборцев», журналистов, в целом общественных деятелей. Неисторические религии, которые относительно успешны в своей миссии, подчеркивают слабости традиционных религий, их косность и неповоротливость, а также формальность и идеологизированность тех, кто декларирует свою принадлежность к исторически укорененным религиям.

Евангельские протестантские церкви, несмотря на свою особую социальную и идеологическую роль в обществе, обладают целым рядом качеств, которые их делают также социальным раздражителем.

Во-первых, евангелисты, как правило, теряют свой политический потенциал и становятся аполитичными в рамках демократического или полуавторитарного государства, которое позволяет евангельским церквям заниматься минимумом миссионерской деятельности, а также осуществлять определенную часть благотворительных и социальных проектов.

Во-вторых, протестантам свойственно критическое или равнодушное отношение к культуре – к классической музыке, к науке, искусству, литературе (эта черта не касается лютеранских церквей). Часть евангельских деноминаций (к примеру, баптистов, пятидесятников, адвентистов, харизматов и т. д.) можно прямо обвинить в антиинтеллектуализме, который в советское время был обоснован еще и противостоянием атеистического общества и христиан.

В-третьих, евангельский протестантизм в своем богословии, миссионерской и социальной деятельности остается в значительной степени замкнутым движением. В силу своего консерватизма (в отстаивании библейских норм морали), представлений об исключительном спасении души в рамках своей деноминации, приверженности эксклюзивной доктрине того или иного церковного лидера– евангельские протестанты редко принимают участие в каком-либо межкультурном или богословском диалоге с другими конфессиями. Кроме того, в силу своей раздробленности евангельское движение представляет из себя сложную и противоречивую мозаику самых разнообразных по своим богословским и богослужебным оттенкам христианских деноминаций. Каждая из них – замкнутый церковный мир, обладающий качествами аполитичности (в условиях гонений меняется на гражданский активизм), замкнутости (но при осознании себя частью общего евангельского движения, что помогает в развитии миссии), антиинтеллектуализме (со склонностью к мистицизму, пророчеству и откровениям, что продуцирует образы и идеи, позволяющие движению постоянно ощущать свой «первохристианский дух»). В рамках своего участия в разрешении социально-политических кризисов евангельские церкви и их лидеры воспринимают реальность в отражении своего богословия и особенностей церковной жизни.

Анализ роли христианских церквей в разрешении социально-политических кризисов на постсоветском пространстве позволяет лучше увидеть и понять общеевропейские тенденции развития религиозных институтов в общественно-политической сфере. Основными направлениями христианства, которые представлены, прежде всего, в России, Белоруссии, Украине, остаются православие (главным образом Московский патриархат), католицизм и протестантизм в лице самой многочисленной евангельской волны. В силу исторических обстоятельств, институциональных особенностей и взаимоотношений с государством каждая из этих конфессий отвечает за свою часть многообразного политического процесса в обществе, где в последней трети ХХ в. прочно утвердился религиозный плюрализм. Во-первых, церковные структуры активно вступают в полемику с представителями органов власти, защищая нормы закона и демократические принципы, которые декларирует само государство (это особенно хорошо видно на примере новых мобильных, исторически не укорененных, евангельских церквей, для них патриотизм часто не связан с историческим прошлым, а миссионерский успех не зависит от статуса «религии большинства»). Во-вторых, более гибкая линия политического влияния (в отличие от протестантской) прослеживается в деятельности Католической церкви: это распространение общеевропейских социальных и культурных программ церкви на территории, где католики составляют меньшинство, но активность католиков выходит далеко за пределы прихода и привлекает несоизмеримо большее количество людей, чем могло бы прийти на мессу. В-третьих, церковная активность в лице Русской православной церкви позволяет адекватно отвечать на социальные вызовы, разрешать кризисы (связанные с социальными проблемами, беженцами и иммигрантами), пользуясь опытом европейских католиков и протестантов. Несмотря на различный политический опыт и возможности участия в публичных политических дискуссиях, разные церкви создают демократичную гражданскую среду. Активные граждане и институты, воспитанные этой средой, защищают религиозные нормы и интересы церквей, противопоставляя их «либеральной идеологии», но не демократическим ценностям.

Заключение

Активное общество под влиянием религии

Сначала XXI в. в публичном пространстве стало меняться восприятие церквей (в данном случае, говоря о церквях, мы имеем в виду комплекс структур – церковное руководство, активные приходы, околоцерковные организации, созданные верующими с санкции церкви или сотрудничающие с церковью) от символического к инструментальному. Для общества становилось все более очевидным, что церкви могут быть полезными для общества в социальных проектах, в адаптации беженцев и в целом мигрантов, в отстаивании семейных ценностей. В публичном пространстве появилось понимание того, что религиозные институты способны играть самостоятельную политическую роль (для противопоставления разного рода угрозам), а не быть фольклорным элементом в рамках национальной и культурной идентичности той или иной страны и народа. Структурно церкви были уже с конца XX в. (после демократической трансформации, прежде всего, в рамках Католической церкви) готовы к своей новой роли, а новые обстоятельства роста влияния ислама, миграционного кризиса и агрессивной секуляризации вселили в христианских лидеров больше оптимизма по поводу возможностей «рехристианизации»