– Ох: ибо, ибо, – согласились недовольные городские девушки, уставшие взмахивать кирками.

Вскоре груда перепутанных тёмных костей обнаружилась на могильном дне. И работа пошла та самая, лёгкая: с кисточкой и ножом, – по сантиметру, по миллиметру освобождать их, не тревожа, от земли. Марию оставили здесь одну – шестеро девушек с кирками на плечах ушли на великий Третий, самый большой в общей цепи курганов.

Народ переходил и на Четвёртый, и на Пятый, оставив в погребальных ямах по одному человеку – дочищать, выметать, пропитывать клеем то, что легко могло разрушиться при прикосновении. На Третьем же великом уже рылся пробный шурф, и в самом этом пробном шурфе, в стороне от кургана, странным образом вышла нежданная здесь керамика. Черепки уложили в огромные и просторные пока ящики для находок, чтобы зимою, в кабинетах, составлять и склеивать их, на ощупь, по изломам, угадывая очертания древних сосудов.

Мария выбиралась из ямы и подолгу смотрела в сторону великого Третьего, на вершине которого только начиналась работа. Под двенадцатиметровым слоем земли покоились в великом Третьем останки воина. И так же, как в первых двух курганах с одиночными захороненьями, под правой рукою его лежал боевой бронзовый акинак, а под левой зеленела груда наконечников стрел. Но рядом с его скелетом должны были обнаружиться ещё два – женских, поражающих своей непохожестью.

Один из них принадлежал женщине необычайной красоты. Она была высокой и стройной – узкий, ладный костяк говорил о том, – и, вероятно, большеглазой, что можно было легко определить по черепу, небольшому, с огромными глазницами. В изголовье её сохранились ещё впечатавшиеся в грунт следы истлевших прутьев корзины. Но в совершенной целостности были и бронзовое отполированное зеркало на длинной ручке, изрядно позеленевшее, и сточенные кусочки охры и мела – то были её румяна и белила. И Мария откуда-то хорошо знала про то… Её румяна и белила…

Ещё Мария знала про нефритовую россыпь мелких просверленных камушков под правым её запястьем – про россыпь, бывшую когда-то браслетом, и про странные круглые серьги – крупные, пробитые зеленью, из золотой тонкой проволоки, плотно намотанной на бронзовые кольца…

Скелет же другой был широк, основателен и мал. А низкий таз, искривлённые кости ног и грубоватые скулы напоминали о земном облике женщины, в которой, вероятно, было много жизни, силы и сноровки. Ни единого украшения не ушло с нею в могилу, а лишь короткий боевой меч да колчан со стрелами. Это была женщина-воительница, хорошо, должно быть, скакавшая на коне и сопровождавшая мужчину-воина в его походах…

Но скелет первой находился рядом со скелетом хозяина подземного, последнего их пристанища. Скелет – той, тонкой…

Кто из них больше любил себя – первая ли, вторая ли? И кого из них больше любил он, воин с низким лбом и на диво сильной челюстью? Верно ли угадали люди, захоронившие их и положившие тонкую красавицу – ближе? И это было то, чего Мария не знала. Она – не знала, и переживала: которую – из двух?.. И когда думала, что всё-таки красавицу, то улыбалась от радости.

Но Мария мрачнела и хмурилась: ей не нравилось, что при мужчине эта, красивая, – не одна… Потом, за работой, она запоздало догадалась: единственной могла быть только красавица-воительница… Чтобы быть единственной, нельзя быть только красавицей – или только воительницей… Тогда ей стало спокойно, как становится спокойно человеку от совершенного пониманья, даже если это пониманье никогда не воплощается в видимой жизни.

Археологам, работавшим там, на великом Третьем, ещё только предстояло дойти до пустого могильного дна и потерять его, наткнувшись на естественные чередования пластов грунта, полностью совпадающие с пластами пробного шурфа на той же глубине. И лишь потом определить катакомбный отсек, небывалый по своей площади, и углубиться в сторону. Марии же предстояло ждать и смотреть издали, не выдавая ничем странного своего и точного знанья, обнаруживать которое среди прочих людей было – нельзя. И по-прежнему мгновенный сильный ветер пролетал над вершиной и оставлял рассеянное в синеве звучание, кочующее над Белой горой – то оживающее, то смолкающее, монотонное как века.

…Есть иные планеты,

Где мы были когда-то,

Где мы будем потом,

Не теперь, а когда, потеряв —

Себя потеряв без возврата,

Мы будем любить

Истомлённые стебли

Седых шелестящих трав,

Без аромата,

Тонких, высоких, как звёзды печальных…

В могильной яме, однако, было заметно прохладней, чем на солнцепёке, под близким огненным небом. И Мария охотно спрыгивала в неё по меловым высоким ступеням. И однажды её нож, подчищавший коричневые позвонки, наткнулся на невидимое препятствие. Он проскрежетал чуть приметно и мягко.

Мария удивилась – и быстро освободила от белой глины неровный круг, который можно было принять за большую толстую монету. Однако это была не монета. Забыв, что предметы запрещено сдвигать с места, она легко подцепила тусклый грубый круг ножом.

– Дайте сюда! – услышала Мария над головою.

Старик Учёный стремительно лёг на край раскопа. Он протягивал руку вниз и торопливо перебирал пальцами воздух:

– Бляшку – сюда!

– …Я же говорил – это более позднее захороненье! – прокричал он сверху, лёжа на животе.

Потом Учёный нюхал круг и подносил его к глазам:

– Вот! Серебро. Талисман. Смотрите! Дырка для верёвки… Костяк – мужской. М-да, неказистый, надо сказать… Тип – нечистый, смешанный: монголоидный с европеоидным. Видите – наклон черепа не типичный? Скифо-сарматские племена – сплошь европеоиды, отметили?.. Среди чистого племени он был пария, без сомненья! – быстро поглядывал Учёный мимо круга вниз. – М-да: человек трудной судьбы… Кстати, почему вы позволили себе выдернуть этот талисман из земли? Он должен лежать там, где вы его нашли! Положите как можно точнее, немедленно!.. Безобразие. Впрочем, дайте нож. Здесь – изображенье. Кажется, лотос… Что же, связи с Востоком или?..

Учёный стал нежно водить лезвием по мельчайшим линиям и выбоинам круга – и вскричал вскоре обескураженно:

– …Нет! Здесь – изображенье, напоминающее тюльпан!.. Тюльпан! М-да. Задал он нам задачу – этот пария… Ну, кладите же… Для фотоаппарата и кинокамеры. Так… Так… Вы уверены, что точно запомнили место, куда вы сейчас пытаетесь приткнуть бляшку, или вы суёте её наобум, как домохозяйка суёт в шкаф на своей кухне всё, что подвернётся под…

Договорить взволнованный Учёный не успел. Задетый им верхний тяжёлый камень со стены склепа сорвался легко и бесшумно. Он падал в раскоп. Падал медленно. Падал точно на голову склонившейся Марии.

Вдруг Мария, сидящая на дне могильной ямы, вздрогнула – и дёрнулась в сторону. И камень ударил её по голове вскользь.

Потом она и свесившийся Учёный смотрели друг на друга во все глаза в полном оцепененье. И мирный стрёкот кузнечиков в траве стал пронзительным и оглушительно громким. Белый, как всё вокруг, старик вскочил и, едва не падая, кинулся по меловым ступеням в могильную яму.