Соколов перекрестился, счастливо подумал: «Слава Тебе, Господи, свой долг перед родиной и государем выполнил!»

На мостик выскочил вахтенный офицер Готфрид Дейч. Рядом с ним были старший механик, штурман и второй сигнальщик, который спустился вниз за минуту-другую до взрыва.

Дейч прильнул к переговорной трубе, крикнул:

— Всем оставаться на своих местах! Доложить о состоянии отсеков!

Из центрального поста в переговорном устройстве послышался голос:

— Произошел взрыв в первом отсеке, рухнула межотсечная переборка. Второй отсек затоплен! Лодка раздиф-ферентована, в аварийном состоянии, хода не имеет, но остается на плаву.

Дейч уставился на Георга:

— Ты живой? Взрыв в твоем отсеке?

— Так точно!

— Почему вышел из строя второй отсек?

— Не знаю. Мы с графом выскочили столь стремительно, что не успели даже задраить на кремальеру люк.

Дейч удивленно покачал головой, переводя взгляд с Георга на Соколова:

— Значит, есть причина, по которой вы торопились на мостик? Поделитесь секретом, очень хочется знать его.

Георг пожал плечами:

— Не знаю! Меня русский вытащил почти силой…

Соколов с видом невинного младенца развел руками:

— Я увидал, что под торпедными стеллажами вдруг вспыхнул сильный огонь, понял, что сейчас рванет. Позвал с собой Георга, и мы побежали.

— А почему, — Дейч подозрительно прищурился, — вы не стали, как положено, тушить пожар?

Соколов усмехнулся:

— Я не знаю ваших инструкций!

— А я не видел огня, — признался Георг.

— А может, огня и вовсе не было? — со злобой произнес Дейч. — Лодка потеряла управление, в двух отсеках погибли наши товарищи, да и нам, видно, идти ко дну, если случайно сюда не забредет германское судно, которое возьмет на борт. И во всем виноваты вы оба. — Он ткнул пальцем в Соколова и Георга. — Вы оба — шпионы. Это вы устроили взрыв. И вы получите по заслугам. — Огляделся. — Кстати, где наш командир? Он во время взрыва должен был находиться на мостике.

— Его взрывной волной сбросило за борт! — заявил Соколов.

Дейч усмехнулся:

— А почему вы остались невредимым?

Сигнальщик сказал:

— Господин лейтенант, поглядите под ноги, на мостике повсюду следы крови.

Штурман, вынувший на всякий случай револьвер и не сводивший глаз с Соколова, добавил:

— Тут, на палубе, тоже кровь. И у русского рукав перемазан…

Дейч тоже вынул револьвер, наставил на Соколова, покачал головой:

— Понимаю, сначала вы убили командира и членов команды, а потом устроили взрыв. Так?

Георг возмутился таким предположением, а Соколов подумал: «Как жаль, что выбросил за борт пулемет! Сейчас бы он очень пригодился». Вслух произнес:

— Господа, вы хорошие воины, да и я, кажется, был неплохим. Я не желаю, чтобы невинный Георг погибал с клеймом изменника. Действительно, я русский разведчик, я устранил вашего кровавого командира, я один устроил взрыв. Я дело сделал и готов умирать с чистой совестью, ибо выполнил приказ своего государя Николая Александровича.

Дейч иронически скривил рот:

— Вы, граф, выполнили приказ бывшего государя.

Соколов твердо возразил:

— Пока государь Николай Александрович жив, он для меня не бывший. Я ему присягал, а офицер дважды присягу не дает. Команда вашей субмарины пролила много невинной крови, и ей больше не ходить по морям. Ее участь — лежать на дне.

Радист, взлетев на мостик, захлебываясь словами, крикнул:

— Перед самым взрывом я перехватил радиограмму с «Цесаревича Алексея». В ответ на SOS отозвался русский миноносец «Стремительный»…

— А, тот самый, что нас бомбил? — забеспокоился Дейч.

— Именно так! Он болтается где-то неподалеку. Может, нас снимут?

Готфрид Дейч грустно усмехнулся:

— Да, снимут, чтобы тут же расстрелять. Я всегда говорил кэпу: не надо топить пассажирские суда, это не красит военного моряка. Кстати, международная комиссия признала фон Шпелинга врагом человечества, военным преступником. Но его уже не повесят, эта участь ждет нас, ибо мы добросовестно выполняли преступные приказы.

В этот момент «Цесаревич Алексей», задрав к небу корму, стал быстро погружаться в воду. Он увлекал в черную морскую пропасть тех, кто еще держался рядом на поверхности. Из трюмов, глухо урча, вырывались громадные воздушные пузыри и шумно лопались на поверхности.

Вдруг сигнальщик, разглядывавший в бинокль горизонт, заорал:

— Русский миноносец курсом на нас!

Все увидали, как, разорвав туманную пелену, прямо на «Стальную акулу» шел миноносец.

Сигнальщик крикнул:

— Они предлагают нам сдаться!

Готфрид Дейч усмехнулся. Он был убежден: «Меня, как офицера „Стальной акулы“, за военные преступления все равно расстреляют. Так что всей командой уходить на тот свет веселей». Приказал сигнальщику:

— Передай: «Поцелуйте нас в задницу».

Моряки помрачнели, бросали на Готфрида Дейча сердитые взгляды, но железная дисциплина приучила молчать.

Сигнальщик прожектором передал ответ. Радист спросил:

— А что делать с графом?

— Утопить его, утопить!.. — загалдели немцы.

Георг прервал этот озлобленный хор:

— На палубе есть старший, ему и принимать решение.

Дейч поднял руку:

— Этот человек — наш враг. Он погубил и замечательную субмарину UN-17, и нашего командира. Но у меня этот русский вызывает большое уважение. Он поступил как настоящий воин. Я хотел бы, чтобы оба мои сына, которые теперь сами ходят под боевыми стягами Германии, были бы такими же мужественными. — Шагнул к Соколову. — Вы доблестно воевали, и не хотелось бы пачкать руки в вашей крови.

Соколов хохотнул:

— Тут ничем вам помочь не могу.

Солнце играло тысячами бликов на поверхности моря. Теперь уже без бинокля был отчетливо виден русский миноносец и даже его оснастка.

Дейч бросал косые взгляды на виновника гибели «Стальной акулы». Наконец сквозь зубы выдавил:

— Скоро здесь будет вражеский миноносец. Я не могу допустить, чтобы русский шпион остался жив. — Он повернулся к Соколову: — Полковник, немедленно покиньте субмарину.