— Тысяч десять, — добавил от себя боярин Уваров, слышавший весь разговор. — Уходить станем, али костьми лечь прикажешь?

— Погибнуть без толку много ума не надо, — ответил Андрей, глядя на захлестнувшую степь живую массу, катящуюся прямо на его маленький отряд. — А вот задержать степняков нужно. Чтобы в лагере оборону успели подготовить.

Бить татар в лоб — стопчут. Отступать — к лагерю выведешь. К лагерю, еще не готовому к бою. Нужно выиграть минут двадцать, тридцать — а потом можно хоть во все стороны разбегаться, задача будет выполнена.

— Ну, мужики, — оглянулся Андрей, приподнявшись на стременах, — не посрамим земли русской! За мной!!!

Он пнул пятками вороного скакуна, посылая его в стремительный галоп, а сам полуповернулся назад, отстегнул застежки саадака, вытянул лук, открыл крышку колчана. Сдернул зубами рукавицы и сунул их в сумку.

Теперь, когда степняки и русские витязи мчались друг на друга, расстояние сокращалось с такой стремительностью, словно ехали они не на лошадях, а на болидах «Формулы-1». Всего несколько минут — и они в полукилометре друг от друга. Боярский сын начал поворачивать коня влево, скача уже не на врага, а вдоль сплошной стены воинов, выпустил пару стрел — бить под правую руку оказалось несподручно, но минуту спустя небольшой русский полк развернулся к татарам крупами коней и начал метать тяжелые каленые стрелы за спину, знаменитым скифским выстрелом, оказавшимся вдобавок и чрезвычайно удобным в исполнении.

С трехсот метров Андрей уже давно белке в хвост попадал, а потому, выпуская стрелы, с удовольствием видел, как то один ногайский всадник улетает через голову подраненной лошади, то другой опрокидывается на спину, широко раскинув руки. Правда, среди русских тоже начали падать в снег вместе с лошадьми закованные в доспехи всадники. Но зато татары мчались изо всех сил за отважным полком, и мчались не к воинскому обозу и не к лагерю, а вперед, к пустынному Уралу.

Шкура лошади на глазах покрывалась влагой, из-под упряжи начала выступать белая пена.

— Ну же, родимая, выноси, — прошептал Андрей, понимая, что в настоящий момент его жизнь зависит только от выносливости скакуна и ни от чего более. Он сунул руку в колчан и обнаружил, что тот пуст.

«Это сколько же мы их гоняем? — с тревогой подумал он. — Час? Минуту?»

Однако полк пора было спасать. У ногайцев стрелы еще оставались, но стреляли они лениво, никто из русских пока не падал. Правда, расстояние между преследователями и преследуемыми потихоньку сокращалось.

Андрей опять начал забирать левее, морщась от бьющего в лицо студеного ветра. Взгорок, сугроб за ним, новый взгорок — и впереди открылась ровная поверхность реки.

— Выбрались!

Лагерь он теперь тоже видел: стрельцы успели поднять гуляй-город и теперь выглядывали через бойницы. Стояли щиты не вплотную, между ними оставались свободные промежутки метра в полтора.

«А ведь мы между щитами проскочим! — быстро сообразил Матях. — Шасть, и мы внутри. Всего пара километров…»

Вороной уже заходился страшным предсмертным хрипом, но продолжал скакать.

— Ну же, еще чуть-чуть! — Копыта били в лед, высекая белую крошку, изо рта лошади капала кровавая пена. — Господи, вынеси! Отборного овса лично принесу!

Наконец скакун взвился в последнем прыжке, перемахивая стоящую за щелью телегу, пробежал еще полсотни шагов и остановился, широко расставив ноги и странно покачиваясь. Все!

Матях спрыгнул на землю, отпустил, подпруги, торопливо скинул седло, оставив потник — чтобы коня не студить — снял уздечку. И только после этого повернулся к полю брани.

Оттуда послышался дружный, убийственный залп. Но вот что происходило — весь вид заслоняли собой сотни приведенных им в лагерь всадников, что спешивались и оглаживали спасительниц-лошадей. А когда Андрей протиснулся к щитам гуляй-города, дело практически закончилось: уплывали в небо белые хлопья дыма, билось в предсмертных судорогах перед лагерем несколько сотен коней, калеча ударами копыт еще живых, шевелящихся людей; расползалось во все стороны, растапливая снег, красное пятно. Уцелевшие татары скакали прочь и осаживали коней только метрах в шестистах. В воздухе зашелестели стрелы. Стрельцы, опасливо втягивая головы в плечи, стали прижиматься к своим щитам — двадцатисантиметровые бревна легкому снаряду на излете не пробить, за ними безопасно. А вот многие бояре, не особо боящиеся ранений в своих доспехах, тоже взялись за луки, ответно обстреливая татар.

Андрей наклонился, зачерпнул потоптанный десятками копыт и сапог, но почему-то все еще белый снег, отер им лицо. Вдруг послышались гортанные выкрики, татарская лава опять понеслась на гуляй-город. Стрелы застучали часто, как крупные капли при начале проливного дождя. Одна из них даже звякнула Матяху по шлему, но вреда не причинила — чиркнула и вонзилась в днище ближних саней.

Ногайцы приближались — пятьсот метров, четыреста. Они попрятали луки и опустили копья — триста метров, двести.

В руках стрельцов загрохотали пищали. Стало видно, как падают лошади, как вылетают из седел всадники. И опять все быстро заволокло дымом. А когда тот рассеялся — татары стояли на прежних позициях, а количество убитых и раненых перед гуляй-городом заметно возросло.

Андрей увидел упавшего навзничь стрельца, из бороды которого, чуть ниже подбородка, торчало белое оперение стрелы. Пищаль валялась рядом. Матях подобрал оружие, торопливо осмотрел. Самопал как самопал. Вот только отверстие для поджига сбоку, да специальный механизм имеется, который при нажатии на кнопку сбоку приклада опускает тлеющий в замке фитиль на полку с порохом.

Боярский сын снял берендейку[144]с плеча павшего воина, открыл. Там лежало два десятка крохотных березовых туесков. Открыл один и обнаружил внутри гранулированный порох.[145]

— Сейчас разберемся… — Вытянув шомпол из-под ствола, Матях насыпал порох в ствол, пихнул сверху кожаный пыж, хорошенько прибил заряд, порылся в поисках пули. Свинцовых шариков, близких к калибру двадцать пять миллиметров, не нашлось, зато обнаружились тяжелые туески с картечинами диаметром миллиметров в девять.[146]Боярский сын сыпанул их в ствол, мысленно прикинув, что в заряде должно быть не меньше пятнадцати штук. Получалось, два выстрела из пищали — это все равно что полный магазин из «калаша» выпустить. Впрочем, еще неизвестно, что лучше. За то время, пока пули вылетают одна за другой, конница два раза дистанцию прямого выстрела промчится. А здесь один раз жахнул — бери бердыш и иди, ищи уцелевших.

Вторым пыжом Андрей прибил в стволе картечь, из тонкого носика пороховницы насыпал пороху в затравочное отверстие и на полку, подступил к бойнице.