Однажды утром германский «голубок» — или к какому там виду пернатых он относился — пролетел так низко, что очевидцы потом клялись, что разглядели лицо пилота и сидевшего рядом с ним наблюдателя, которые смотрели вниз. Салли как раз шла по дорожке в отделение газовой гангрены, куда ее недавно перевели, и видела, как пилот, высунувшись из кабины, с озорной улыбкой помахал ей рукой. А вот сидевший у него за спиной наблюдатель не обратил на нее никакого внимания. Но пилот не зря шел на бреющем — он выискивал для себя цель, нечто, не помеченное красным крестом, как, например, крыша барака приемного отделения. Молодой авиатор, заметив «Арчи» и услышав их первый залп, пронесся мимо и совершенно непонятно почему решил скинуть парочку бомб на Дёз-Эглиз. Случилась одна из бесчисленных на войне ошибок. На дорогах здесь не было военных колонн. Деревня Дёз-Эглиз представляла для Германской империи не большую угрозу, чем любая деревушка в Австралии. Салли невольно вздрогнула от взрывов и тут же заметила три непонятно откуда взявшихся аэроплана с опознавательными знаками британских Королевских ВВС и странными буквами на крыльях. Они шли низко над перекрестком, а немец продолжал легкомысленно кружить на деревней, видимо, изучая последствия своей дурацкой бомбардировки. Англичане атаковали его: одна машина шла на одной с ним высоте, вторая — выше, ну а третья — чуть ниже.

Они шли так низко, что их скорость показалась Салли просто невообразимой. Немец решил уйти на северо-восток. Но не успел набрать максимальную скорость. До Салли донесся отчетливый стрекот пулемета англичанина. Развернувшись, немец круто спикировал, пытаясь затеряться среди деревьев, растущих вдоль канала, однако британцы намертво вцепились ему в хвост. Потом прогремел взрыв, причем явно не от артиллерийского снаряда. За деревней в небо взметнулись клубы черного дыма. Озорную улыбку немецкого пилота стер в порошок огонь пулеметов. Санитары помчались на машине подобрать двух немцев, но забирать было некого — оба отдали Богу душу. Лица их были обезображены ударом о приборную доску и пулями, а тела наполовину сгорели.

Воздушный бой в небе над Дёз-Эглиз — сначала ты видишь, как кто-то озорно улыбается тебе, галантно машет рукой в знак приветствия, и — бац! — пару секунд спустя его уже нет. Вот так и Чарли Кондон, человек, который наверняка на голову выше многих, в один прекрасный день попадет на мушку чьего-то прицела. Конечно, можно так загрузить себя работой, что думать об этом будет просто некогда. Но Салли была настолько поражена случившимся, что невольно замерла по пути в палатку.

— Я просто обманывала себя, — вдруг призналась Онора подружкам за ужином — вкусное жаркое, тушеные бобы и свежий хлеб. — Разве кто-нибудь станет искать полуразложившееся тело?

Всех шокировало именно это слово — «полуразложившееся». Все были убеждены, что вариант «разложения» никак не вписывался в рамки версий исчезновения Лайонела Дэнкуорта.

— Скорее всего его просто кремировали вместе с моим письмом. Письмо — часть меня, ведь я писала его своей рукой. И это означает, что у него в кармане лежало нечто вроде памятника.

Медсестры переглянулись.

— Верно, — согласилась Лео, чей возлюбленный — Феллоуз — работал на другом пункте эвакуации раненых в тридцати милях от них. — И когда все закончится, ему поставят еще не один памятник.

В этот момент доставили нескольких немцев. Часть из них были ходячие. У одного — это Салли сразу отметила, — было серьезное штыковое ранение в грудь. У нее мелькнула мысль, а не начнет ли Онора мстить им за гибель Лайонела. Но судя по ее виду, раненые немцы ничем не отличались от раненых британцев или австралийцев. Исключительно деловой подход был и оставался отличительной чертой Оноры Слэтри. А чего еще от нее ожидать? — спросила себя Салли. И тут же заметила, что Онора слишком уж торопливо и бесцеремонно стащила с ходячих немецких раненых мундиры и стала рыться в карманах — словно искала там что-то очень и очень важное. Она даже не удосужилась попросить их самих раздеться, и теперь они молча и угрюмо взирали на ретивую англичанку. Онора в ее нынешнем состоянии готова была подвергнуть личному досмотру всю кайзеровскую армию, будь у нее такая возможность, причем без тени ненависти и все ради того, чтобы найти человека, который завладел ее письмом к капитану Лайонелу Дэнкуорту и знает место, где он похоронен.

Наоми не ждала, да и не хотела никакого ответа на свое письмо к Робби. Однако ответ пришел в конверте «Комфорте фонд», из чего Наоми сделала вывод, что оно миновало армейскую почту во Франции. Первой мыслью было вообще его не распечатывать, однако она была слишком занята, чтобы потакать желаниям откладывать все на потом.

Первым чувством Наоми после прочтения этого письма был стыд. А потом раздражение от спесивого морализаторства лейтенанта Шоу. По его тону можно было предположить, что они помолвлены. В этом и состояло его заблуждение. Она как раз обходила отделение, где трудились «английские розочки», но охватившая ее злость не позволяла думать ни о чем другом.

— Какая доза, вы сказали? — спросила у нее одна из «розочек», и Наоми пришлось объяснять все сначала.

Однако несколько часов спустя наступило нечто вроде передышки. Она отбросила мысли об этом фатальном браке. И помог ей Кирнан.

Пока Наоми освобождалась от оков, связывавших ее с беднягой Робби, и ждала письма от Кирнана, сестра Митчи подхватила простуду, молниеносно перешедшую в воспаление легких. Она ахала, охала и мучилась какими-то жуткими воспоминаниями о пережитом в детстве и юности. И даже на «Архимеде». Наоми и не сомневалась, что без «Архимеда» сестра Митчи в бредовом состоянии никак не обойдется, ведь даже ей самой не удалось вытравить из памяти этот кошмар.

Диагноз Митчи ставила доктор Эйрдри. Пожаловал и майор Дарлингтон, поинтересовался температурой, общим состоянием. Леди Тарлтон сидела подле Митчи и читала вслух, потому что Митчи в бреду все время бормотала о каких-то призраках. А когда ей заметно полегчало и она уже могла вставать и передвигаться, опираясь на палочки, Митчи поразила коллег, сказав, что сил у нее ничуть не убавилось. После этого леди Тарлтон шепнула Наоми, мол, неплохо бы отправить ее в Англию поднабраться сил.