– Тебя заводит то, что я издеваюсь над тобой и придумываю для тебя различные прозвища? – Изумляется она.

– Нет, меня заводит то, чем обычно это заканчивается. Лабиринтом, по которому я хожу. И я хочу по нему бродить, кричать, ругаться и разговаривать, когда остыну. Ну и, возможно, я немного обижен за то, что ты заставила меня пройти очень долгий и неприятный путь, чтобы в награду я получил вот такую тебя. Для меня всё это сложно, понимаешь? Я из другого мира, а здесь всё мне незнакомо, и по привычке стараюсь выжить. Мои планы рушатся, как и все выводы, сделанные ранее. И сейчас я вижу только тебя, и слышу, как рычит мой желудок. Пожалуйста, пойдём поедим, а? – Строю жалобную рожицу, которая всегда у мамы вызывала смех, и она прекращала на меня злиться. И это срабатывает. Мира слабо улыбается, закатывает глаза, словно делая мне одолжение, кивает. Хотя я знаю, теперь знаю, что наши желания сейчас похожи, но привычная роль слишком глубоко въелась в её сердце, излечить которое будет очень сложно. Никому не было до этого дела, а мне есть. Я хочу думать, что Мира позволит мне стать первым в этой кампании.

– В Женеве всё дорого, мон шер. Но у меня на примете есть несколько мест, где подают отличный фастфуд, – произносит девушка, продолжая идти по улице.

– Ты же против него, – напоминаю я.

– Кто сказал?

– Белч.

– Это он так считает, а я обожаю всё запретное. К примеру, очень жирные круассаны. В Марселе есть ресторанчик, там готовят сытные круассаны с мясом, кетчупом, горчицей, всеми возможными добавками. Ими можно, наверное, отравиться, но мне нравится. Только я себе это редко позволяю, меня не поймут, – пожимает Мира плечами, а я повергнут в очередной шок.

– То есть ты специально заставляешь девушек из сестринства питаться правильно, когда сама не прочь набить живот?

– Это правила, они существуют там, но не здесь. А здесь, в этом мире, я могу делать всё, что захочу и есть тоже всё, что захочу, не ограничивая себя устрицами и крабами. Они мне вот где сидят, – она показывает на горло.

– Слушай, куда ты дела настоящую Миру, а? Ты прикончила её? Потому что я не могу поверить в то, что ты говоришь, – поражённо шепчу. Она бросает на меня взгляд и приподнимает уголок губ.

– А ты, правда, думал, что моё сознание ограничено шмотками и маникюром?

– Нет, но… это просто невероятно.

– Значит, я своё дело выполнила. И удивила тебя, как и обещала, – гордо заявляет Мира и распахивает дверь какого-то кафе.

– Прошу, мон шер, в недорогое, доступное и очень вкусное место, где можно поесть до отвала за тридцать пять евро, – улыбаясь, торжественно произносит она, указывая на полупустое помещение.

– Вообще-то, я должен открывать двери, – замечаю, когда мы входим в кафе.

– У меня есть руки и ноги, а свои пляски с этикетом оставь для глупышки Джульетты. Она оценит, – едко бросает Мира и направляется к свободному столику. И мне бы следовало оборвать её, но я наслаждаюсь ревностными нотками её тона. Она так часто вспоминает Флор, что я начинаю верить в её неравнодушное отношение ко мне.

Располагаюсь напротив Миры на диванчике у окна.

– Почему ты так ненавидишь её? – Всё же спрашиваю, когда лучше бы попридержать язык и не будить спящую змеюку в девушке.

– А почему я должна её любить? – Усмехается Мира, бросая куртку рядом с собой.

– Ну, она тебя любит.

– За что?

– Понятия не имею, – нервно улыбаюсь я.

– То-то же, это ложь, мон шер. Блеф, которым она тебя кормит, ведь чтобы любить человека, нужна хотя бы причина. Да и само понятие любви довольно распиаренное, не имеющее никакого смысла, в принципе. Люди бросаются словами, а на деле это лишь прикрытие их настоящих мыслей, чтобы другие не увидели, сколько дерьма содержится в них на самом деле. Они кричат: «люблю и ни за что не предам». И что в итоге? Влюбляются по десятку раз и так легко. Неужели, действительно, можно чувствовать к разным людям такие эмоции? Это смешно. Так что Флор не может меня любить, потому что она понятия не имеет, кто я такая. А по генам нам передалось лишь умение манипулировать людьми, вот и вся любовь, – резко отвечает она.

– Но Флор может просто любить тебя за то, что ты есть, как бы ты ни относилась к ней, – замечаю я.

– Правда? Вон та девушка. Ну же, обернись, мон шер, – с кривой усмешкой Мира показывает за мою спину, и я нехотя смотрю на блондинку, играющую ложечкой в чашке с кофе.

– Ты любишь её? Она же просто есть.

– Но она не моя сестра, – возвращаю своё внимание на Миру.

– Так и Флор мне никто. С кровью нельзя вживить родство, а кто это утверждает, вызывает у меня отвращение. Я ненавижу, когда мне лгут. Флор ни разу не написала мне, хотя была в курсе того, что я существую. А я это делала, хотя предполагаю, что моё письмо не дошло до неё, или же она такая же сука, как и наша мамочка. Но меня это не волнует, Джульетта скачет на твоём члене, она твоя головная боль, а не моя. Так что это твоё право: верить ей или нет. Сделаем заказ, – девушка резко поднимает меню со стола, и я вижу, как она едва сдерживается, чтобы не высказать всё, что думает и обо мне тоже.

– Вообще-то, она не скачет на моём члене, – обиженно отвечаю я.

– Я бы тебе посоветовала куриный салат. Он довольно сносный.

– И она не виновата в том, что ваша мать так относится к тебе.

– И жаркое. Там большая порция и очень сытная. Обычно ей можно наесться.

– Прекрати игнорировать меня, Мира, – зло цежу я.

– Я буду, наверное, салат с гренками и кофе, – продолжая смотреть в меню, произносит она, выбешивая меня.

– Эмира, мать твою, – вырываю из её рук лист и откладываю его. Она поднимает на меня яростный взгляд.

– Я сейчас уйду, Рафаэль, если ты продолжишь убеждать меня в любви Флор, или ударю тебя, давно руки чешутся добавить синяк на лице, – шипит она.

– Первое меня пугает больше, чем остальное, если тебе интересно. Хорошо, не хочешь обсуждать то, что не все люди лгут о своих чувствах и существуют такие, кто изначально верят в то, что кровь сближает, твоё дело, – поднимаю руки сдаваясь. Вряд ли я смогу достучаться до Миры сейчас, да и не моё это право. Это её жизнь и её выводы, когда-нибудь она поймёт то, что я попытался донести до неё.

– Все лгут, абсолютно все. Приведи мне пример хотя бы одного живущего или жившего, кто ни разу не скрывал своего настоящего отношения к кому-то. Не найдёшь, потому что страшно показать своё истинное лицо, приходится прятаться по углам и тайно думать о своём, – Мира поднимает руку, подзывая официанта.

На самом деле в её ответе есть логика, но мне хочется возразить, ведь в споре я узнаю многое об этой девушке.

– Так ты согласен с моим выбором? – Спрашивает она, когда к нам подходит парень с блокнотом.