– Плевать, – фыркаю я.

Мира закатывает глаза и с улыбкой обращается к официанту, перечисляя блюда.

– Я не лгу, – подаю голос, когда нас оставляют одних.

– Ну-ка, как ты относишься к Белчу? – Прищуриваясь, спрашивает она.

– Я считаю, что он надоедливый и иногда слишком навязчивый идиот, которого принижают. Он ищет кого-то, кто будет относиться к нему, как к человеку, а не к куску дерьма. Но мне он нравится. У меня не было друзей, и Белч вроде бы им становится, – честно отвечаю я.

– А он в курсе того, что ты думаешь о нём?

– Да.

– Хм, Саммер?

– Противная сука, от которой меня воротит, но для секса пойдёт на раз или два.

– Флор?

– Примитивная и боязливая, забитая и постоянно униженная девочка, из которой мать пыталась вылепить подобие себя. Мне её жаль, и последнее, что я ей сказал – она меня раздражает своими соплями и слезами, и как устал вытаскивать её из дерьма. Я с ней не спал и не собираюсь, потому что девственницы для меня под запретом, да и в мои планы не входит заводить никакие отношения здесь. А для развлечения она слишком правильная, так что, если ты думаешь, что я трахаю её, то нет, пару раз целовал для фото, и всё. Довольна?

Мира замолкает, удивлённая моими чистосердечными признаниями и отклоняется на спинку диванчика.

– А как ты относишься ко мне?

Открываю рот, чтобы высказать сейчас буквально все свои мысли, но тут же захлопываю его, ведь это будет нечто вроде фонтана прокисшего молока вместе с шоколадным суфле.

– Думаешь, меня обидит то, как ты играешь, чтобы найти мои слабые места, да, мон шер? Нет, ни капли, так что провалил свой тест и доказал, что даже ты лжёшь…

– Избалованная. Наглая. Самовлюблённая. Изворотливая. Стерва полная желчи и яда, которой позволяется всё, – перебивая её, начинаю я. – Наглая. Жестокая, умеющая манипулировать людьми и убивать их изнутри, наслаждаясь последствиями своей власти. Требующая подчинения во всём. Бессердечная холодная принцесса, считающая, что все должны ползать на коленях перед ней. Безжалостная дрянь, издевающаяся над слабыми и доказывающая таким образом свой статус. Жалкая и отвратительная лгунья, которая не останавливается ни перед чем, чтобы добиться своего и продемонстрировать всем, что они лишь букашки, и она их легко и без зазрения совести раздавит.

Говорила, что это её не обидит, да? Так отчего тогда, твои глаза превращаются сейчас в ледяные камни?

– Трусиха. Ранимая и полная противоречий девочка, помогающая незнакомым парням выбраться на свет, и являющаяся их спонсором. Одинокая и колючая, потому что она боится показать, что умеет сопереживать и быть хорошим другом. Верная, что бы ни произошло, и как бы ей ни было больно. Она будет до конца защищать тех, кого взяла под своё крыло. Нуждающаяся в любви и ласке. Умоляющая о том, чтобы хоть кто-то увидел в ней обычного человека со своими мечтами и планами. Сильная, сумевшая выстоять и не показать, как её затронуло признание матери о ненависти к своему ребёнку и о том, что она пыталась её убить ещё в утробе. Безумная, готовая прыгнуть в толпу и танцевать на барной стойке, словно это последний день свободы. Запертая в тюрьме роскоши и богатства, где никогда она не сможет жить, а только умирает с каждым днём, заставляя себя терпеть и никому не показывать, как ей всё осточертело. Надеюсь, что я ничего не забыл сказать тебе, Мира. И всё это вызывает во мне восхищение с примесью страха, потому что я понятия не имею, что происходит со мной и между нами. Но точно знаю, я не смогу относиться к тебе так, словно этого разговора не было. И тебе не позволю обращаться со мной, как с куском дерьма, ведь я тебе нравлюсь, как человек, и ты помогаешь мне с первого дня приезда в университет. За что я благодарен тебе. Прошу тебя, не закрывайся от меня, не разрушай мою веру, потому что у меня её так мало, – замолкаю, переводя дыхание.

В её глазах застыл шок, а я рад, что сказал это, но не всё. Рано ещё признаваться в том, как сильно меня волнуют эта девушка и её сердце. Принадлежит ли оно Оливеру или такое же одинокое, как и у меня? Могу ли я надеяться, что когда-нибудь смогу появиться перед ней другим, достойным её? Есть ли у меня право ожидать такой же честности, какую я подарил Мире? Как изменится всё завтра? Будет ли она рядом со мной вот такой же настоящей, как сегодня? Хочет ли она, чтобы я был рядом и стал для неё хотя бы другом на время, которое отведено мне в этом месте? И как всё это закончится? Ведь я сам боюсь испытывать хоть какие-то нежные чувства, потому что продолжения у нас не будет, никогда.

Ответь мне, хоть что-то. Накричи на меня. Уйди, но не смотри так, словно ты примешь меня и смиришься с моей бедностью. Не разрушай меня, я не соберусь. Не соглашайся, молю тебя, это же превратится в катастрофу. Будь ближе ко мне, не отталкивай, я всё пойму. Не обманывай меня. Не пугай меня, позволь мне доверять тебе. Не своди меня с ума…

Рафаэль

Смотрю в тарелку, и всё. Вот чем закончилась честность – молчанием. Сначала, потому что принесли кофе для Миры и воду для меня, а затем салат, к которому я не притронулся. В итоге мне так жаль, что я, вообще, затеял всё это. А девушке напротив меня всё равно. Она грациозно пробует своё блюдо, отвечает на пришедшее сообщение, не обращая на меня никакого внимания. Мира просто пропустила все мои слова мимо ушей и сделала вид, что небольшой тайфун из моего признания совершенно ничего не значит. Обидно и грустно, даже горько, ведь я старался показать ей, что она продолжает быть для меня той же богатой стервой, только теперь с тайнами и сердцем. Вероятно, я ошибся изначально. И такого рода мысли давят на меня, я вновь в тупике и бьюсь головой об стену. Скорее всего, себя покалечу, но так честности и не получу.

– Ты ожидал, что всё будет иначе, мон шер?

Отлично, теперь она начнёт высмеивать меня после долгой, очень долгой паузы, в которой каждый из нас понял – как были мы незнакомцами, так и остались.

– Я не ожидал совершенно ничего, – холодно отзываюсь.

– Здесь, действительно, хорошая кухня и, как мне помнится, ты был жутко голоден, но не притронулся, ни к одному из заказанных блюд, – замечает она очевидное.

– Аппетит пропал, или же ты его испортила, – фыркаю я, продолжая гипнотизировать жаркое.

– Чем? Тем, что не закатила истерику от твоих слов? Так я знаю, какая сука в твоих глазах, меня не удивить этим. Но я рада, что ты сказал мне это в лицо. Моё отношение к тебе не поменялось…

– А дальше ты не слышала? – Шиплю я, резко вскидывая голову и встречаясь со спокойным голубым взглядом.

– Не придала значения, ведь завтра это всё пропадёт. Такого рода выводы ты сделал лишь потому, что я позволила тебе увидеть меня в обычном мире, а там, в стенах университетской тюрьмы, всё снова встанет на свои места. Ты меня ненавидишь. Я тебя презираю, – усмехаясь, Мира отодвигает тарелку от себя.