— Мумии — это такие люди, которые по видимости живые, а насамом деле притворяются, — убеждённо стал объяснять ирландец. — Я-то давнонаучился их различать. Есть масса примет. У мумии взгляд тусклый, ей никогда неприходит в голову ни одной необычной мысли. Живёт она только ради своего брюха.Господу Богу от этих тварей ни тепло, ни холодно. Неужто ты сам не замечал, чтобольшинство людей какие-то ненастоящие? Будто живут, а будто бы и нет.

Очень интересное наблюдение, и необычайно глубокое! Онопротиворечило догматам всех известных мне вероучений, а между тем я тожечастенько не мог отделаться от ощущения, что многие люди похожи на погасшиесветильники — не излучают ни света, ни тепла.

— А у нас на «Ласточке», по-вашему, кто живой? — спросилаЛетиция. Она, как и я, была сбита с толку неожиданным разговором.

Гарри даже удивился:

— Ты ещё спрашиваешь? Дезэссар — пройдоха и плут, но душа унего живая. Кабан и его сыновья — совершенные чурбаны, мёртвое дерево. Поп,конечно, живой. Из матросов Божий огонёк горит в старом добряке Мякише, вглупом Барсуке, в Ерше, хоть он и злобный мерзавец, в сопливом юнге Ракушке. —Он назвал ещё несколько имён, и я поразился: ирландец перечислил всех, кто былмне хоть как-то интересен, вне зависимости от симпатий и антипатий. — Все остальные— мумии. Коли подохнут, миру от этого не станет ни лучше, ни хуже. Твой попугайв тысячу раз живее любого из них.

Мне показалось, что я начинаю понимать суть этой диковиннойтеории. Вероятно, корректнее было бы говорить не о «мумиях», а о людях с непроснувшейсядушой — именно так называл Учитель тех, кто живёт и умирает, ни разу незадумавшись о высшем смысле своего существования.

— К чему вы мне это рассказываете? — спросила Летиция.

— Называй меня на «ты». Мы теперь, как братья. — Гарриположил ей на плечи обе руки, и раненую, и здоровую. Пальцы, до самых костяшекпокрытые бледными веснушками, оказались прямо перед моим клювом. — А говорю ятебе всё это, чтоб ты не считал меня душегубом. Да, Гарри Логан за свою грешнуюжизнь прикончил немало народу. Если быть точным, двадцать человек. Но средь нихне было ни одной живой души, клянусь тебе! Всё это были мумии! Единственноечёрное пятно на моей совести — Джереми Пратт. Он-то был настоящий, поживей насс тобой. Но я тебе рассказывал, что мне пришлось защищаться. Это во-первых.Во-вторых, я не убил его, а только ранил. В-третьих, я его перевязал и пыталсяспасти. А в-четвёртых, я назвал в его честь своего любимого сына!

Он смахнул слезу и снова опустил руку Летиции на плечо.

— Неужто ты думаешь, что ради этих цветных камешков, —штурман кивнул на сундук, — я убью настоящего живого человека — такого, как ты?

Девочка посмотрела в его влажные глаза и опустила голову. Ейстало совестно.

— …Нет, не думаю, — тихо произнесла она.

— А зря.

Ирландец крепко сжал пальцы и нанёс ей коленом в пахстрашный удар, от которого моя питомица согнулась пополам.

Судя по вскрику, Летиции было больно — но не до такойстепени, как, очевидно, рассчитывал подлый предатель. От толчка девочкабухнулась на землю, но тут же вскочила на ноги и отбежала назад.

Всякого мужчину этакий удар надолго вывел бы из строя. Естьвсё-таки свои преимущества и в принадлежности к женскому полу!

Но я-то, я-то хорош! Ладно, девочка, она юна и неопытна.Однако как мог я, пожилой, битый жизнью попугай, так развесить уши! Коварныйирландец своей белибердой заболтал меня, заставил забыть об опасности, а ведь язнал, что нападение неизбежно!

Что тут скажешь? Даже злодейство бывает талантливым. Я давнозамечаю, что среди негодяев искусных психологов[39] гораздо больше, чем среди людейпорядочных. О, мерзавцы умеют пробуждать доверие и склонять к себе сердца!

Кажется, Логан был ошеломлён почти так же, как та, на когоон столь вероломно напал.

— Чёрт! — воскликнул он, потирая колено. — Странный тыпарень, Эпин! Кости у тебя там, что ли?

И ловким кошачьим движением выхватил из ножен саблю.Отточенная как бритва, она блеснула алым в луче заходящего солнца.

Рука Летиции тоже легла на эфес. Я знаю, Фердинанд фон Дорннаучил свою дочь фехтовать, но где ей сравниться с этим хищником, прошедшимчерез сотню кровавых потасовок? Зубы штурмана обнажились в весёлой улыбке,свободная рука привычным жестом легла за спину. Правая кисть, казалось,держится на пружинах — так гибко она вращалась; клинок чертил в воздухебыстрые, замысловатые фигуры.

«Пистолет! У тебя есть пистолет!» — заорал я, пытаясьвзлететь. Непросохшие крылья отказывались держать меня в воздухе.

Не знаю, поняла меня Летиция или сама вспомнила, новыхватила оружие мичмана. Щёлкнул курок кремневого замка.

— Проклятье, — растерянно пробормотал Гарри, опуская руку. —Про пистолет-то я и забыл.

Он сделал несколько маленьких шажков вперёд. Остриёопущенной сабли скользило по траве.

«Стреляй! Не жди! Не давай ему приблизиться!» — надрывалсяя.

Летиция держала врага на прицеле. Её лицо было белым, зубынервно покусывали губу. Она двигалась по кругу, следя за тем, чтоб между ней ипротивником всё время находилась тележка с сундуком.

— Похоже, я проиграл, — говорил штурман, тоже беспрестанноперемещаясь. — А может, и нет. Знаю я эти пистолеты, их делают в Брестскомарсенале. Оружие дрянь. Так что ты не торопись спускать курок. Если осечка, туттебе и конец. Я бы оценил наши шансы как примерно равные.

«Осторожно! Он заговаривает тебе зубы!»

Вдруг Логан прыжком вскочил на сундук и сделал молниеносныйвыпад. Девочка еле успела отпрыгнуть назад и сжала палец — но вместо выстрелараздался сухой щелчок. Действительно, осечка!

Гарри смеялся, покачивая саблей.

— Глупый умник. Пока эта штука была у меня в руках, я вынулкремень. Иначе разве я дал бы тебе подобрать пистолет? Обнажай свою шпагу,докторишка. Развлечёмся.

Он соскочил с возвышения, обрушив на Летицию мощный боковойудар, но сталь ударилась о сталь.

Завязался быстрый и звонкий поединок.