власти, Фрейд рассуждал об удовольствии и разочаровании. По Ницше, бессознательное ощущается как фактор некоторой значимости, а у Фрейда оно стало sine qua non[397] его теории, но не избавилось от налета вторичности, от ярлыка «не более чем» результата вытеснения; у Адлера поле зрения сужается до субъективной «хвастовской» («индивидуальной») психологии, где бессознательное как возможный решающий фактор вообще исчезает из рассмотрения. Та же участь постигла и психоанализ Фрейда во втором поколении практиков. Важные шаги, сделанные самим Фрейдом в направлении психологии бессознательного, уперлись в преграду единственного архетипа (эдипов комплекс) и не получили дальнейшего развития у закосневших учеников.

659 Присутствие сексуального влечения в случае комплекса инцеста настолько очевидно, что философски ограниченный интеллект вполне мог бы удовлетвориться этим фактом. То же самое верно для адлеровской субъективной воли к власти. Обе теории привержены инстинктивной предпосылке, которая не оставляет места ни для чего другого и тем самым загоняет нас в специализированный тупик обрывочных объяснений. Новаторский труд Фрейда, с другой стороны, позволил заглянуть в хорошо задокументированную историю психической феноменологии, вследствие чего складывается нечто наподобие целостного взгляда на психику. Последняя выражает себя не только в узкой субъективной сфере индивидуальной личности, но, сверх того, в коллективных психических явлениях, существование которых Фрейд осознавал (хотя бы принципиально), что подтверждается его соображениями по поводу «Сверх-Я». Какое-то время метод и теория оставались – увы, чересчур долго – в руках психиатров, которые по необходимости занимаются индивидуумами с их неотложными личными проблемами. Изучение основ, в том числе исторические исследования, этих психиатров, разумеется, не привлекает, а научная подготовка и практическая работа не очень-то помогают в выявлении оснований психологического знания. По этой причине Фрейд считал себя обязанным пропустить – по общему признанию – утомительную стадию сравнительной психологии и сразу углубился в предположительную и зыбкую предысторию человеческой психики. Так он фактически вырыл себе яму, отказавшись принимать во внимание открытия этнологов и историков, и перенес «прозрения», полученные от нынешних невротиков в ходе консультаций, прямиком в широкую область первобытной психологии. Он пренебрегал тем очевидным фактом, что при определенных условиях наблюдается смещение приоритетов, благодаря чему вступают в действие другие психические доминанты. Школа Фрейда застряла на эдиповом мотиве, на архетипе инцеста, а потому их взгляды остались преимущественно сексуалистскими. Эти ученые не поняли, что Эдипов комплекс – исключительно мужское достояние, что сексуальность не является единственно возможной доминантой психического процесса и что инцест, будучи связан с религиозным чувством, наглядно выражает это чувство, а не выступает его причиной. Не стану упоминать о собственных начинаниях в этой области, ибо для большинства людей они так и остались книгой за семью печатями. (Пусть винят в этом себя: даже Фрейд, открывший Эдипов комплекс, не смог правильно оценить мои выводы и остался в своем психоанализе привержен сексуальной теории.)

660 Тем не менее сексуальная теория обладает значительной силой убеждения, ибо опирается на одно из основных человеческих влечений. То же самое можно сказать о теории власти, которая обращается к влечениям, характеризующим не только самого индивидуума, но также политические и социальные движения. Сближения между двумя точками зрения не предвидится, если только не признать специфическую природу самости, которая охватывает индивидуума и общество. Как показывает опыт, архетипы наделены свойством «трансгрессивности»; порой они проявляют себя так, что кажутся чертой и общества, и индивидуума; потому они нуминозны и заразительны по последствиям своего проявления. (Эмоциональный человек заражает эмоциями других.) В некоторых случаях трансгрессивность приводит к значимым совпадениям, то есть к акаузальным синхронистическим явлениям, что доказывают результаты экспериментов Райна с экстрасенсорным восприятием[398].

661 Влечения суть элементы живой цельности, сопряженные с целым и ему подчиненные. Их высвобождение в качестве отдельных сущностей ведет к хаосу и нигилизму, ибо разрушает единство и целостность личности, которая уничтожается. Сохранение или восстановление единства должно быть задачей правильно понимаемой психотерапии. Нельзя требовать от системы образования готовить рационалистов, материалистов, узких специалистов, техников и им подобных, которые, не осознавая собственного происхождения, внезапно оказываются вброшенными в настоящее и своей растерянностью способствуют дезориентации и фрагментации общества. Да и никакая психотерапия не приведет к удовлетворительным результатам, если она ограничивается лишь отдельными сторонами расстройств личности. Соблазн, конечно, велик, а опасность утраты влечений в ходе стремительного развития современной культуры настолько явная, что за каждым проявлением инстинктов требуется очень внимательно следить, поскольку они складываются в общую картину и важны для психического равновесия человека.

662 По этим причинам сексуальная сторона феномена НЛО заслуживает нашего внимания: она показывает, что сильное влечение – такое как сексуальность – причастно к возникновению явления. Вряд ли случайно, что в одном из обсуждаемых нами снов упоминается женский символ, а во втором – мужской, если судить по словам о линзовидных и сигарообразных НЛО; где появляется один, можно ожидать и появления другого.

663 Видение – символ, состоящий не только из архетипических форм мышления, но также из инстинктивных элементов, а потому он может по праву притязать на подмену реальности. Эта реальность исторична, насущна и динамична. Следовательно, она обращается к сознательным технологическим фантазиям человека или к философским спекуляциям, глубоко проникая при этом в его «животную» природу. Именно этого мы ожидаем от подлинного символа: он должен воздействовать на человека в целом и выражать человека целиком. При всей неудовлетворительности сексуального истолкования, его не следует упускать из вида – наоборот, нужно уделить ему должное внимание.

664 Инстинкт власти одинаково проявляется в обоих сновидениях; сновидица оказывается в уникальной ситуации, ее выделяют, фактически «выбирают», подобно тому, чье лицо обожжено божественным огнем. Оба толкования, настаивая на своей исключительности, ликвидируют символическое значение сновидений и устраняют индивидуальное в пользу инстинктивных представлений. Снова подтверждается беспомощность личности перед лицом подавляющей силы влечений. Для любого, кто еще не знал об этом, такая трактовка будет, конечно, свежей и поразительной. Но наша сновидица не принадлежит к сонму «новообращенных», и в ее случае было бы бессмысленно толковать сновидения таким вот образом. Она из тех современников, кто понимает, чем грозит устранение личности. Парализующее чувство небытия и потерянности компенсируется сновидениями: она одна не поддается панике и распознает ее причину. Именно на нее указывает неземная машина, на ней остается зримый след чуждой силы. Она как бы вводится в компанию избранных. Такой жест со стороны бессознательного полезен, естественно, только тогда, когда ощущение неполноценности и бессмысленности сугубо функционального существования угрожает задушить личность.

665 Этот случай может служить образцом распространенных сегодня тревоги и уязвимости мыслящих людей; одновременно он раскрывает компенсирующую силу бессознательного.

Сновидение третье

666 Этот сон является отрывком более длинного