расширенного штатного расписания. Теперь зарплата артиста складывается из его основной ставки, участия в литературном театре и на Малой сцене плюс балльная система в случае устойчивой популярности спектакля или артиста. Фонд материального поощрения, образованный от аншлаговых продаж билетов в Большой зал, призван финансировать эту систему, наконец выплачивается обязательная для всех томичей 30-процентная региональная надбавка. Таким образом, в труппе, состоящей из 36 человек, актер низшей категории получает 780 тысяч рублей, ведущий — до 2 миллионов. Это, так сказать, «материальный базис». Но главное все-таки эстетическая надстройка.

В пространстве риска

Да, все новое — это хорошо забытое старое. Причем, забытое настолько хорошо, что в некоторых театрах давно научились, говоря на жаргоне, «мастерить». Наш язык невероятно богат на оттенки. Ремесло — это хорошо. Ремесленничество — мало достойно. Именно с этой проблемой столкнулся в Томской драме Юрий Ильин, где он заканчивает свой первый сезон. Юрий Александрович с горечью говорит об умении взрослых людей играть без профессии. Главный режиссер Томской областной драмы прежде возглавлял театр в Комсомольске-на-Амуре, а до того работал главным в Казани в Большом драматическом театре им. Качалова. Выпускник театрального училища в Казани и театрального училища им. Щукина в Москве требования к достоверности творческого самочувствия актера, ясного понимания им предлагаемых обстоятельств считает главными. «Чистота в профессии — это возвращение к школе, — утверждает Ю. Ильин. — Возвращение к школе — значит видеть, слышать, понимать. Качества, необходимые для функциональности в профессии. Зрителя не удержишь сегодня игрой вполсилы, невнятными символами. Он должен точно понимать и чувствовать, что конкретно с вами происходит на сцене».

Можно сказать, что в основе эстетической программы театра — безупречный литературный вкус и нетривиальное сценическое воплощение мировых шедевров. Этот путь не может быть усыпан розами. Случается всякое: неудачная постановка, высокомерие критики… Но зритель приветствует работы этого режиссера. Так было во всех театрах, куда приглашали Ильина. Он и в Комсомольске задумывался о больших и серьезных вещах — ставил «Дядю Ваню» Чехова, «Плод» Мрожека, «Короля Лира» Шекспира. В следующем сезоне он намерен осуществить постановку «Ричарда III», рассчитанного на главного исполнителя, великолепного актера В. Варенцова; «Горбуна» Мрожека, «Черного пса» Пригова и инсценировку по прозе Набокова. В контексте этой программы очень важен контакт со зрителем, поиски его нестандартных форм. Так появились мастер-классы, которые проходят на Малой сцене и куда свободно продаются билеты.

Зрителю не объявляют, свидетелем какой истории он станет в этот вечер. Пьеса оговаривается лишь с артистами, хотя в идеале и они не должны знать, какой материал будут разбирать. Актеры читают вслух, вместе с режиссером определяют исходные события, изменяют обстоятельства, идут наперекор общепринятому в данном материале, к чему так склонен Ю. Ильин, и собственно репетируют. Иными словами, люди по ту и другую сторону рампы приобщаются к таинству создания театра.

Поистине бесстрашие отличает этого 39-летнего режиссера. Знает, насколько выигрышнее было бы ставить «Самоубийцу» Н. Эрдмана, а берется за «Мандат» (лучший, с моей точки зрения, его спектакль в Томской драме). Многонаселенная пьеса, привлекающая постановщика словесной пикировкой, парадоксальным юмором и стихотворным ритмом, не отпускает режиссера ни на минуту и после завершения репетиционного периода. Спектакль достойно обживает Большую сцену, а Ильин словно продолжает оставаться в пространстве риска. Его что-то не устраивает, что-то тяготит. И хотя в алгебраически выверенной роли Гулячкина артист А. Сидоров не всегда органичен, с моей точки зрения, актеры, особенно в коротких эпизодах (Г. Непорожнева), выглядят ярко и запоминающе. Заслуженный артист России А. Пермяков, занятый в «Мандате» в роли Автонома Сигизмундовича, и в этой премьере, и в «Персидской сирени» по пьесе Н. Коляды, добился удивительно точного попадания в образ. В «Персидской сирени» Ильин сознательно пожертвовал элементами буффонады, постановочными эффектами. Идея невозможности будущего для двух героев продиктовала очень жесткую модель существования актеров. Г. Непорожнева работает предельно честно, но, увы, временами рисунок ее драматической роли пробивает травестийное амплуа.

Мужская проза

Еще о двух премьерах режиссера Ю. Ильина хотелось бы упомянуть. Это рассказы в лицах «Верую!» (по произведениям В. Шукшина) и постановка притчи ныне забытого писателя, после Октябрьского переворота 1917 года эмигрировавшего в Прагу, а потому в СССР упорно не издававшегося В. Чирикова. «Колдунья», помимо энергетически мощного исполнения роли Мельника (В. Варенцов), поражает невероятно деликатным режиссерским решением главной темы — язычество и христианство. Ведь дело в том, что все мы в поисках духовной опоры непременно отталкиваемся от древней культуры, хотя называли и варварской, доцивилизованной. Привороты или нашептывания, дурной глаз или поверья, приметы или вещие сны сопровождают жизнь всякого, кто мало-мальски склонен к самоанализу. Люди вслушиваются в языческие знаки окружающей жизни и таким способом в том числе пытаются объяснить свое место в мире.

Спектакль «Верую!» был встречен местной публикой с особой благодарностью. Главное достоинство этой постановки, на мой взгляд, то, что Шукшин здесь впервые трактуется как…мужской писатель. Он не сочинял про идиотов, чудиков и уродцев. Он говорил о мужских судьбах, отдавая себе отчет в том, что эсхатологические последствия большевизма не могли не сказаться на биологическом и духовном генотипе нации. Уничтожались лучшие. Пренебрегали лучшими. И в большинстве своем это были мужчины. Как нам избавиться от «наследия мрачных времен»? С помощью ли веры Господней, с помощью ли веры во всемогущество материальных ценностей, с помощью ли твердой веры в собственное благоразумие и достойное предназначение? «Каждый выбирает по себе…».

Москва-Томск

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

17.07. 1997

КИНО. ИНТЕРВЬЮ. ЭССЕ

Герои и антигерои Леонида Марягина

Заслуженный деятель искусств России Леонид Марягин — режиссер-постановщик 14 картин. Его фильмы «Моя улица» и «Двое в пути» были удостоены наград на Международных кинофестивалях в Праге в 1971 и в 1974 годах. В 75-м на фестивале в Монте-Карло «Вылет задерживается» с Татьяной Лавровой в главной роли был отмечен «Серебряной нимфой». В последнее время режиссер работал в абсолютно новом для него жанре политической трагедии — «Враг народа Бухарин» (1990) и «Троцкий» (1993).

— Что побудило вас обратиться к историческо-политической драме?

— Естественно, наша реальность. «Политический фильм» — понятие весьма условное. Скажем, Шекспира вполне можно считать политическим писателем. Даже в «Короле Лире», главный герой которого насильственно разделяет страну на три части и от этого страдает, можно найти аналогии с нашей политической реальностью. Меняются эпохи, костюмы, даже нравы. Но неизменна природа человеческих страстей. Для художника многое определяет сверхзадача — интересна ему деятельность исторической фигуры или с ее помощью он стремится понять личность, радости, боль, отчаяние своего героя.

«Бухарин» и «Троцкий» композиционно и стилистически образуют дилогию, тему которой я бы