где в толпе, похоже, начиналась заварушка. – Пусть здесь нет гоминьдановцев, зато есть Алые.

Джульетта шумно втянула воздух, но этот звук потерялся в раскате грома. Она коснулась локтя Ромы, и он взял ее за руку. Они оба промокли, как и нитки, повязанные на их безымянных пальцах, но Рома продолжал держать ее за руку нежно, как будто они просто вышли на прогулку.

– Пошли, – сказала Джульетта. – Тут столько народу, и нам нужно найти хорошее место, чтобы подождать.

* * *

В Чжабэе уцелевшие вожаки Всеобщего профсоюза старались перекричать друг друга, стуча кулаками по столам. Люди в деловых костюмах соседствовали здесь с людьми в передниках. Селия сидела и смотрела, и лицо ее оставалось совершенно бесстрастным. Они заняли ресторан, превратив его в опорный пункт, составив в кучу мебель и усевшись за столы в середине зала. Селия не могла понять, как в этом гвалте можно что-то расслышать, но люди каким-то образом все-таки слышали друг друга и действовали максимально быстро.

Шло составление петиции. Возвращение отобранного у рабочих оружия, прекращение преследования членов профсоюза, иммунитет для Всеобщего профсоюза — все эти требования были изложены на бумаге и подготовлены для того, чтобы доставить их во Второе отделение Гоминьдана. Несмотря ни на что, коммунисты были не готовы принять поражение.

– За дело, девушка! За работу! – закричал кто-то в ухо Селии. Она даже не успела повернуться и не заметила, кто это был. Рабочие потрясали кулаками и кричали, скандируя лозунги еще до выхода на демонстрацию.

– Нет военной администрации! – вопили они и, толкая друг друга, выходили на улицу под проливной дождь. – Нет власти гангстеров! – Они влились в толпу, уже заполняющую запад Шанхая.

Кто-то толкнул Селию, заставив ее встать и двинуться к двери.

– Нет военной администрации! – завопила старуха рядом с Селией.

– Нет власти гангстеров! – закричал мальчик, идущий впереди.

Селия, спотыкаясь, вышла из ресторана. Улицы были полны народа. Это было так не похоже на обычные для Шанхая яркие огни и джазовую музыку, льющуюся из баров, на красные фонари и золотое кружево на костюмах танцовщиц в кабаре, приводящих толпу в восторг.

Это было восстание городских трущоб, которое украшала только сыплющаяся сверху зола с фабрик.

Селия вскинула кулак.

* * *

В кабинет вошел еще кто-то, и Венедикт встрепенулся, выйдя из оцепенения, похожего на транс, в которое он погрузил себя, чтобы не шевелиться. Все дело было в том, что вошедший, похоже, нарочно волочил ноги.

Венедикту не надо было видеть Маршалла, чтобы понять, что это он. И что Маршалл сейчас наверняка демонстративно держит руки в карманах.

– Автомобили, которые прислал господин Цай, уже прибыли, – сказал Маршалл. Он пытался говорить небрежно, но его голос звучал сдавленно. – Они готовы развезти всех.

Венедикт прислушивался, пытаясь определить, сколько гоминьдановцев снимает со спинок стульев свои пальто и выходит из комнаты. В кабинете с самого начала было не так уж много народу, но было похоже, что вышли не все. Так оно и оказалось – генерал Шу заговорил с кем-то об их следующем ходе по отношению к коммунистам, которым удалось сбежать.

– Érzi, – вдруг сказал генерал Шу, – где письма для центрального командования?

– Ты имеешь в виду те мерзкие конверты, которые мне пришлось лизать и заклеивать? – спросил Маршалл. – Я положил их вон туда. Они тебе нужны?

Говоря, он сделал паузу, и тут до Венедикта дошло, что это потому, что Маршалл показывал куда-то рукой. А показывать он мог только… на этот чулан.

– Принеси их оттуда, хорошо? Через несколько минут нам надо будет уйти.

– Сейчас принесу.

Послышались шаркающие шаги. Венедикт лихорадочно огляделся по сторонам. У задней стены чулана стояла небольшая картонная коробка – надо думать, Маршаллу нужна была именно она. Венедикт двинулся к коробке и застыл в трех шагах от нее, когда Маршалл вошел в чулан и закрыл за собой дверь.

Он включил свет, поднял взгляд, и его глаза округлились.

– Веня…

Венедикт зажал ему рот рукой и сделал это, приложив такую силу, что они вместе врезались в один из архивных шкафов. Венедикт чувствовал исходящий от Маршалла запах дыма, видел морщинки на его лбу.

«Какого черта ты делаешь тут?» — читалось в глазах Маршалла.

«А ты как думаешь?» — без слов ответил Венедикт.

– Что там? – спросил генерал Шу. Он услышал донесшийся из чулана громкий стук.

Венедикт осторожно убрал руку со рта Маршалла, но в остальном остался неподвижен.

– Ничего. Я ушиб пальцы ног, – спокойно ответил Маршалл. И еле слышно прошептал: – Как ты сюда попал? Гоминьдан отдал приказ о казни Монтековых, а ты являешься прямо в их логово!

– Не благодаря усилиям твоего отца, – так же еле слышно ответил Венедикт. – Когда ты собирался мне сказать…

– Сейчас неподходящее время, – перебил его Маршалл. Маршалл был одет в форму, и ее золотые пуговицы врезались в живот и грудь Венедикта. Стены чулана словно наваливались на них, казалось, он становится все ýже, так близко к друг другу они стояли.

Затем Маршалл вдруг двинулся назад, протиснулся мимо Вени и взял коробку. Венедикт опять прислонился к архивным шкафам, тяжело дыша.

– Оставайся здесь, – прошептал Маршалл, идя к выходу с коробкой в руках. – Я вернусь.

Он выключил свет и плотно закрыл дверь.

Венедикту хотелось садануть ногой по одному из архивных шкафов, хотелось снова услышать металлический лязг, такой громкий, чтобы сюда, к нему, сбежался весь дом. Но, разумеется, это было бы очень, очень неблагоразумно. И он остался стоять неподвижно, только быстро барабанил пальцами. Сколько у Ромы и Джульетты осталось времени на Бунде? Сколько времени остается до полудня?

Прошла целая вечность, затем дверь чулана открылась опять. Венедикт напрягся, готовый достать пистолет, но это был Маршалл.

– Ты можешь выйти, – сказал он. – Все уехали в резиденцию Алых.

– А тебя оставили здесь?

– Я притворился, что у меня болит голова.

Венедикт вышел, испытывая что-то вроде подозрения. Его лодыжка болела, что заставляло его идти медленно, но заминка объяснялась не только этим – в какой-то мере она была умышленной. Он сам не понимал, что с ним происходит; он явился сюда, полный решимости спасти Маршалла и уйти так быстро, как только возможно, но сейчас он смотрел на Маршалла и чувствовал полное недоумение. Он представлял себе, что Маршалла мучают, что с ним плохо обращаются, что он стал заложником людей, которым не может противостоять. А он, оказывается, свободно передвигается по этому дому, как будто он здесь свой, как будто это его собственный дом.

Возможно, так и есть.

– Я думал, что мне придется вызволять тебя отсюда, – сказал