Так испортились отношения между Мао Цзэдуном и Хрущевым. Мао называл Хрущева «современным ревизионистом» и «гуляш-коммунистом», повинным в «реставрации капитализма» в Советской стране. Он считал, что «ветер с Востока становится сильнее ветра с Запада», и выдвинул лозунг: «Империализм и реакция — это бумажные тигры». Хрущев в свою очередь назвал Мао «авантюристом». Заглохла дружба между Китаем и Советским Союзом, остались лишь прохладные деловые отношения.

* * *

Осенью 1960 года в США избрали нового президента, молодого, 42-летнего Джона Кеннеди. У русской интеллигенции появилась надежда, что это принесет потепление в отношениях между двумя странами. В июне 1961 года Хрущев предложил Кеннеди встретился с ним в Вене, чтобы договориться о ненападении и разоружении. Русские газеты и радио сообщали об этом как о знаке «миролюбивой политики советского правительства и лично товарища Никиты Сергеевича Хрущева».

Но Павел Берг говорил своим домашним: «Я этой старой хитрой лисе не доверяю ни в чем. Он предложил встречу, чтобы его считали миротворцем, но за пазухой у него заготовлен камень».

И вскоре оказалось, что уже тогда Хрущев планировал две политические провокации, одну в Европе, другую у берегов Америки.

В Европе дело происходило следующим образом.

Хрущев настаивал: «Раз Берлин после войны находится на территории Восточной Германии, он должен принадлежать ей и не иметь никакой связи с Западной Германией».

Разделенная Германия символизировала пик напряженности в международной политике. Америка помогала Западной Германии, и та стала образцом капиталистического процветания, стандарты жизни и политическая свобода там были намного выше, чем в ГДР. Советская Россия насаждала в Восточной Германии свою модель социализма, тут жизнь была намного бедней. Поэтому тысячи жителей перебирались из ГДР в Западную Германию. Сам Берлин тоже был разделен на зоны влияния, но четкой физической границы не было. Более 75 000 жителей восточной части ежедневно ездили на метро на работу в западную часть, а 14 000 западных берлинцев ездили в Восточный Берлин.

Первого августа 1961 года Хрущев договорился с премьер-министром Восточной Германии Вальтером Ульбрихтом поставить между зонами заградительную стену[86]. Когда об этом распространились слухи по восточной зоне, жители в панике стали перебегать в западную часть.

Всего через два месяца после «мирной» встречи Хрущева и Кеннеди, в ночь на 13 августа, Берлин был разгорожен колючей проволокой на две части, были перекрыты четыре линии метро, соединяющие восток с западом. По тайному плану началось сооружение бетонной стены из 46 000 бетонных блоков, каждый 3,6 метра высотой и 1,5 — шириной.

Павел слушал сообщения об этом по «Голосу Америки» и восклицал: «Я был прав, у Никиты за пазухой хранился камень. Эта стена еще вызовет взрыв негодования во всем мире».

* * *

Перелезть через стену было непросто, по обеим сторонам стояли войска. Тех, кто пытался перебраться через стену на запад, расстреливали на месте. 17 августа первым погиб 22-летний Петер Фехтер, он сумел перелезть через блок, но был ранен пограничниками с восточной стороны. Раненый, он пролежал у стены несколько часов, истекая кровью. 24 августа при подобных обстоятельствах погиб 24-летний Гюнтер Лифтин[87].

Стена постоянно модернизировалась, со временем по верху блоков провели металлическую сетку и сигнальное ограждение. Кроме наружной стены, построили еще внутреннюю — с зоной песка между ними. Между обеими стенами установили противотанковые заграждения на случай вторжения танков, но некоторые зоны стены специально оставили ослабленными, чтобы в случае войны русские танки могли легко прорваться на Запад.

Раздраженный, Кеннеди прилетел в Западный Берлин и заявил на массовом митинге: «Две тысячи лет крылатая фраза гласила: „Civis Romanus sum“ — „Я — гражданин Рима“. Сегодня в свободном мире это должно звучать так: „Ich bin ein Berliner!“ — „Я — берлинец!“»

Алеша Гинзбург отразил настроение русской интеллигенции эгапраммой:

* * *

В 1959 году на острове Куба, у подбрюшия Америки, молодой офицер Фидель Кастро сверг кубинского диктатора Батисту и со своими солдатами, их называли «барбудос»[88] — бородачи, захватил власть. Он не был убежденным коммунистом, но средств удержать власть у него тоже не было. Этой ситуацией воспользовался Хрущев и немедленно кинулся помогать Фиделю, послал на Кубу оружие и военных советников. США не хотели терпеть режима Кастро и почти сразу начали военную операцию по освобождению Кубы от его режима. Но американцы не предусмотрели возможности серьезного сопротивления объединенных сил партизан, присланной из Союза военной помощи и поддержки Кастро населением. На Кубу была направлена только бригада из полутора тысяч кубинцев-эмигрантов, прошедших специальную подготовку. Советники из СССР не только тренировали «барбудос», но и сами выступили против этой бригады. Она получила жесткий отпор, операция провалилась.

Лишенная средств к существованию, Куба не имела никаких ресурсов, и Хрущев продолжал посылать туда громадные средства. Поплыли через Атлантику тысячи кораблей, груженных горючим, строительными материалами, зерном, мясом, разными товарами — уплывали на далекий маленький остров народные средства. Хрущев взвалил содержание целой страны на советских людей в то время, когда по всему Союзу недоставало самого необходимого. Все это делалось для того, чтобы убедить Кастро принять социалистический путь развития и создать на Кубе коммунистическую партию. И Фидель в конце концов объявил себя коммунистом, а Кубу — коммунистическим государством.

Летом 1962 года Хрущев узнал, что американцы разместили в Турции ракетные установки, способные нанести удар по Европейской части России. Он отдал распоряжение министру обороны Малиновскому: «Мы должны установить на Кубе ракеты, чтобы иметь возможность ответить Америке».

Это был новый виток холодной войны, возникла угроза ядерной войны. Другим кремлевским руководителям провокация казалась опасной и рискованной, но Хрущев закусил удила, и 24 мая на заседании в Кремле под его прямым давлением с оговорками это решение было принято. В мае 1962 года на Кубу были отправлены ракеты. Узнав о ракетах, сам Фидель Кастро засомневался, надо ли? После некоторого раздумья, посоветовавшись с соратниками, Кастро согласился, и окончательное решение было принято.