У Тейзурга лицо было в крови, рубашка порвана, длинные фиолетово-черные волосы разметались и спутались, но держался он с небрежной элегантностью актера, который изображает на подмостках романтического героя. Массивные кандалы, ручные и ножные, соединенные цепями с тяжелым ошейником, казались на нем театральной бутафорией, хотя были самые настоящие. Господин из тех, кто при любых обстоятельствах захочет покрасоваться – хоть перед своими, хоть перед врагами, хоть перед единственным завалящим зрителем, который случайно проходил мимо. Шнырь это одобрял: волшебный народец спектакли любит.

Крысиному Вору накостыляли сильнее, он привалился к колонне, как будто вот-вот сползет на пол, и крови на нем было больше. Не иначе, расчетливый господин вовремя остановился, а этот все кидался на рожон, пока не сбили с ног и не вразумили пинками. Поделом тебе, ворюга-подлюга, это тебе не сиротинушек обижать!

Кем-амулетчик казался не слишком помятым, но глядел понуро, вдобавок вместо прежней одежки на нем была какая-то затрапезная рвань. Плененных амулетчиков обычно раздевают на месте, а то вдруг у них где-нибудь в исподнем боевые артефакты зашиты. Видать, в драку он не полез, и правильно сделал, потому что без своих амулетов никакой он не волшебник, враз бы прихлопнули. Оковы на нем были полегче, и блокирующими заклятьями от них не разило.

Сейчас-то веселуха уже закончилась, и Шнырю оставалось только с сожалением вздохнуть, опасливо выглядывая из-за колонны возле двери. Главный маг – видать, тоже битый в недавней заварушке – сидел в кресле. У него было суровое непроницаемое лицо и черная борода, с одной стороны всклокоченная, словно из нее выдрали изрядный клок.

Сложенные на коленях руки, крупные, властные, хищные, были опутаны, словно пряжей, готовыми к употреблению заклятьями, да такими, что гнупи поежился. Но тут же подумал: «А все равно мой господин круче! Небось, это он тебя за бороду оттаскал… Вот я его освобожу, и уж тогда он тебе еще хуже задаст!»

– …Можно искупаться в Лилейном омуте, вспомнить прожитые тысячелетия и все равно остаться всего лишь самовлюбленным позером и болтуном, погрязшим в самых отвратительных пороках, не имеющим ни цели, ни преданных сторонников, если не считать жалких совращенных душонок…

Голос у него был звучный и бархатистый – под стать рукам. Его люди, которых собралось тут не меньше двух дюжин, почтительно внимали, хотя было бы чему внимать. Шнырь, послушав, сделал вывод, что забористо ругаться и обзываться он не больно-то умеет. Вот и господину эти поношения нипочем, стоит себе со скучающим видом. Хотя ясно, что все это говорится скорее для своих, чем для пленников. Шнырь порадовался, что попал на службу к Тейзургу, а не к этому нудному хмырю.

Маг от оскорблений перешел к посулам: мол-де он сожжет бывшего демона живьем, но не сразу, перед этим заставит его посмотреть, как будут пытать Хантре Кайдо. Тот хуже всякого демона, потому что ненавидит дело Ктармы и всякий раз вставал на пути у посланцев, которые несли возмездие в разъедаемый скверной мир.

Шнырь решил, что вот это правильно: пусть ворюга за крыску поплатится!

– Да я бы и сам не прочь посмотреть, как его пытают, – голос Тейзурга был безразлично насмешлив, а выражение разбитого в кровь лица поди разбери. – Эротичное, должно быть, зрелище… Уверен, мне бы понравилось. Только ведь обманешь. Не захочешь продешевить.

– И в чем же я, по-твоему, продешевлю? – Пренебрежительная интонация, как будто маг обращался к согбенному слуге с тряпкой.

– Полагаю, вряд ли ты израсходуешь эту возможность на то, чтобы развлечь бывшего демона, – господин тоже говорил презрительно, словно перед ним непонятливый школяр. – Ведь, имея в своем распоряжении такого заложника, ты мог бы шантажировать самого Дохрау, требовать у него любые сокровища… Ну, или хотя бы выторговать у Великого Пса Северного Ветра свою никчемную жизнь, когда о том зайдет речь. У тебя есть шанс договориться со стихией, и ты собираешься разменять его на вульгарный фарс? Хм, ты это серьезно?

После этого главный, которого маги помельче называли «мой поводырь», распорядился увести нечестивцев. Законопатили их в разные места, и Шнырь, проследив, где заперли господина Тейзурга, полез туда через крысиные норы.

Недоступные людям потаенные ходы волшебного народца здесь тоже были, но сплошь запечатанные, не сунешься. Небось, поводырь этот самый, когда вселился в замок, тутошних обитателей разогнал, а то и чего похуже с ними сделал. Шнырь по этому поводу не огорчался: по крайней мере, не нарвешься на местных, которые не прочь обидеть чужеземного сиротинушку.

Порой он заползал в тупики, и приходилось возвращаться обратно, пятясь задом. Местами протискивался с трудом, радуясь, что он такой заморыш по сравнению с другими гнупи: Чун Клешня или Паго Бурак точно бы застряли. Зато по дороге сцапал и задавил крыску! Победил ее, хотя она его покусала. Тушку припрятал в отнорке, чтобы после забрать, и еще надо будет какой-нибудь котелок в поварне стащить.

Гнупи не любят сырое мясо – им подавай вареное или печеное. Шнырю, понятно, не приготовить жаркое так, как это сделала бы тетушка тухурва с ее сушеными травками и кухонными наговорами, но худо-бедно он себе ужин сварит. Вспомнив другую свою крыску, отнятую ворюгой, который и есть-то ее не стал, забросил на крышу вороне на радость, маленький лазутчик скрипнул зубами от обиды – и пополз дальше, обдирая до ссадин коленки и ладони.

В темницу из крысиного царства вела дыра, через которую никак не протиснешься. Гнупи принялся с сердитым пыхтением расшатывать камень.

Наверху звякнули цепи.

– Шнырь, ты?..

– Я, господин! Я спасу вас, героический Шнырь без страха и упрека пришел на помощь!

Он долго выбирал фразу, которую скажет при встрече с Тейзургом, чтобы тот оценил его старания и щедро вознаградил.

– Умопомрачительный героизм! – восхитился узник. – Шнырь, ты прелесть. Я тронут.

– Господин, а вы мне сливок дадите? Что надо сделать, чтобы вы отсюда сбежали?

– Прежде всего надо, чтобы ты пробрался ко мне. Давай-ка попробуем расширить дыру.

Возились они долго. Тейзурга за это время дважды уводили и потом приволакивали обратно. Во второй раз он свалился на пол и застонал сквозь зубы, но потом все равно подполз и начал скрести кладку.

Воздух в камере был затхлый, пахло застарелыми окаменевшими нечистотами, а от господина – кровью, потом и нехорошими жжеными ранами.

– Они скоро собираются казнить вас лютой смертью? – жалобно прошептал Шнырь, боясь услышать «завтра».

Ответ его успокоил:

– Пока нет. Шанглат вначале хочет прибрать к рукам мое имущество, а это невозможно сделать без моего содействия. Как видишь, я тяну время.

Господина не кормили, поэтому Шнырь оторвал от сердца и отдал ему задавленную в норах крыску. Было до слез жалко отдавать, чуть не заплакал, когда смотрел, как Тейзург поедает ее всырую, без всякой своей элегантности, но даритель утешился тем, что это же не за просто так, а ради будущих хозяйских щедрот. Если господин обессилеет от голода, у него не хватит сил на побег, и тогда никаких тебе сливок.