образом, если оно и играло какую-то роль в том, что появились новые пути развития событий, то само по себе оно было пиком продолжительной эволюции.

Если мы хотим понять, как разразились эти события и к чему они в конце концов привели, мы должны внимательно проследить ход этой эволюции.

По существу, как мы это видим, «Толедо-49» не был «поворотным пунктом» в истории марранов и Испании. В поворотных пунктах история меняет свой курс, а здесь этого не случилось. Однако, рассматриваемое в перспективе, «Толедо-49» открыло новую фазу в продолжительном конфликте между «старыми» и «новыми христианами» в Испании. Другие фазы, достигшие еще более высоких точек, последовали за этой в ближайшие десятилетия, но все они были частью одного социального порыва, неустанно ведущего к тому же результату.

Разумеется, возможно, что для многих марранов, как и для многих «старых христиан», в то время яростная атака на марранов была полным сюрпризом. Зачастую первое крупное землетрясение в любом месте происходит неожиданно, но это лишь потому, что предварительные толчки, колебания почвы и настораживающие сигналы остаются незамеченными, а если и замеченными, то неверно истолкованными. Ясно, что в случае социального взрыва, известного под именем толедских волнений, ему предшествовало напряжение, которое нельзя было упустить из виду. Это напряжение постоянно подавало сигнал и о том, что происходит, и о том, что ещё произойдет. Но в том, что касается марранов, большинство из этих сигналов не были поняты или были неверно истолкованы. Мы не должны этому удивляться. Анналы всех народов свидетельствуют о том, что неизбежность несчастья редко осознается.

Если то, что народам не удается предвидеть будущее, не должно, как правило, вызывать наше удивление, то провал историков, неспособных разглядеть прошлое, взывает в данном случае к объяснению. Хорошо обученные исследователи, как нам кажется, должны быть в состоянии обнаружить в постоянно изучаемых ими источниках тенденцию, ведущую к «Толедо-49». Но ни в одном из исследований по этому вопросу такая тенденция не обнаружена и даже не предположена. Напротив, они склонны изображать период, предшествующий 1449 г., как мирное сосуществование «старых» и «новых христиан». Процитируем ещё раз Менендеса Пелайо: «Испанское общество приняло неофитов (т. е. новообращенных 1391 и 1412 гг.) с распростертыми объятьями»[669], и, согласно Пелайо, это дружеское «приятие» продолжалось очень долгое время. Чтобы не ошибиться, он утверждает, что это поведение отражает одностороннюю любовь, которая осталась безответной или не была оплачена марранами той же монетой. И все же, несмотря на это, он верит, что разрыв в отношениях, или превращение «любви» в лютую ненависть, не имело места до 1449 г.

Было несколько причин для принятия такого взгляда, и мы обсудим это позже[670], но одна из них должна быть упомянута сейчас: отсутствие во всех хрониках того периода какого-либо признака конфликта между «старыми» и «новыми христианами». Это отсутствие интерпретируется как признак мира, как доказательство гармоничного сосуществования. На деле это происходит по совершенно иной причине, а именно — из-за цензуры, навязанной заинтересованными сторонами хронистам периода, предшествовавшего 1449 г. Эта цензура была настолько основательной и в то же время деликатной, что сам факт ее существования был с трудом заметен, так что не стоит удивляться тому, что многие исследователи оказались обманутыми. Тем не менее невозможно, чтобы документы не сохранили следов скрытой правды. И эти следы, подвергнутые анализу и соотнесенные с известными, относящимися к делу фактами, раскрывают нам спрятанную сторону событий, приведших к «Толедо-49».

II

Чтобы проследить развитие событий с самого начала, мы должны заново пересмотреть все крупномасштабные обращения испанских евреев в христианство во время периода Реконкисты, а также реакцию части испанского народа на эти обращения[671]. Мы попытаемся рассмотреть это двойное явление так, как оно проявилось в период, начиная с первого звена в цепи — с крещений 1109 г.

Как и крещения евреев в Рейнской области во время Первого крестового похода (1096), и как происходившие в Испании в 1391 г., испанские крещения 1109 г. произошли в результате массовых убийств, которые, как волна цунами, ударили и смели с земли многие общины почти одновременно. Пострадавшими оказались общины Толедо и его окрестностей, северной Кастилии (вокруг Бургоса) и Леона (вокруг его столицы). Мы располагаем прямой, хотя и недостаточной, информацией об этих бойнях и последующих за ними крещениях[672], но у нас нет никаких достоверных сведений о том, как были приняты обществом новообращенные.

Тем не менее из нескольких фуэро, жалованных Толедо королем Альфонсо VII в 1118 г.[673], мы можем прийти к относительно надежному заключению о том, какой «прием» был в то время оказан новообращенным. Эти законы появились в ответ на требования, адресованные бюргерами королевским советникам по делам, имеющим отношение к еврейскому вопросу, и первый из этих законов касается не только евреев, но и еврейских новообращенных в христианство. Он гласит следующее:

Желая подчиниться наставлениям Святых Отцов [католической церкви] и исполнить их, король постановил, что ни еврей, ни недавно обращенный не могут получить власть над христианином Толедо и его территории.[674]

То, что евреям не позволено занять должность или положение, которое может дать им возможность получить власть над христианами, было неотъемлемой частью христианского закона со времен Феодосия II[675]. Однако Альфонсо VI, завоеватель Толедо, поставил интересы государства выше законов Церкви и назначил евреев на ряд постов, дающих высшую власть и большой престиж[676]. В 1081 г. папа Григорий VII укорил Альфонсо за эти назначения[677], но король проигнорировал папский выговор так же, как игнорировал и прежнее запрещение Церкви. Однако, поступая так, Альфонсо VI пренебрег не только желаниями папы, но и чувствами своих христианских подданных, многие из которых с отвращением восприняли назначения евреев на высокие посты. Когда эти люди поняли, что никакая власть в христианской церкви не может заставить Альфонсо изменить его позицию, их сдерживаемая ярость перешла в политическое убийство. Они подстерегли и убили Соломона бен Феррусиэля, придворного Альфонсо и посла по особым поручениям, при его возвращении в его родной город Толедо из Арагона, куда он был послан с королевской миссией[678]. В ретроспективе это убийство выглядит как вспышка молнии в наэлектризованной атмосфере. Оно случилось за год до массовой резни и могло, да и должно было, стать предупреждением о грядущем шторме, но у нас нет никаких указаний на влияние этого события в будущем.

Шторм разразился 15 августа 1109 г.[679], через полтора месяца после смерти Альфонсо VI и до того, как новое правительство успело укрепиться, а страна раскололась по вопросу о